Однажды мы отдыхали в Ялте с мамой, папой и моим милым. Мне было всего 18 лет. Семья у нас была, что называется, интеллигентная, Вадик мой был на хорошем счету – ничего «такого» себе не позволял, обращался со мной нежно и деликатно, и до момента, о котором я хочу рассказать, у нас была скорее ласковая дружба. Мы целовались, вкладывая в поцелуи скорее нежность и доверие, чем сексуальность. Во всяком случае, я.

В один прекрасный день мама уехала с большой экскурсионной группой на два дня. Классическая ситуация: «папы-мамы дома нет – некого бояться». Я ждала этого дня с какой-то невнятным сладким страхом, не имея никаких «конкретных планов», но смутно чувствуя волнующую опасность ситуации. Вадик ничем себя не показывал, и, быть может - если б не случайность, всё текло бы своим чередом.

Жили мы в старом домике в центре Ялты, окна наши выходили во двор, а дверь – в галерею-веранду.

А народ в Ялте, надо сказать, весьма раскованный: в курортный сезон по городу ходят в плавках и бикини, или в топиках с просвечивающими сосками, или в блузках, завязанных на голой груди, ничего не стесняясь. Или целуются взасос с бульканьем и стонами под пальмой на Набке. Я, стеснительная дочка научных работников, вначале пунцовела при одной мысли пройтись на глазах у всех в бикини, но жара сделала своё дело, и уже на третий день я пришла на пляж в полном обмундировании, а назад шла по городу в плавках и купальнике, балдея от собственной смелости и тайком оглядываясь на Вадика: не шокирован ли он? А Вадик, в знак поддержки, тоже шел домой в одних плавках.

Думаю, «что-то такое» посетило его бедовую голову уже тогда. По возвращении домой мама посмотрела на нас, счастливых пляжных красавцев, довольно косо, но по интеллигентской привычке своей не сказала ничего, а у меня осталось тайное щемящее чувство эротического хулиганства.

...Я отвлеклась. Итак, народ в Ялте был смелый, и то памятное утро я, проснувшись со смутным чувством сладкой опасности («что-то будет»), поднялась с кровати и, потянувшись, подошла к веранде. Вадик уже проснулся, а мама уехала рано утром (я спала, как обычно на отдыхе, всласть - до 10.00). Вышла на веранду – и сердце меня не обмануло: я застаю картину, от которой чувство сладкой опасности охватило меня с новой силой. Напротив загорала наша соседка по дворику – девушка лет 19 – подставив злому ялтинскому солнышку свою обнаженную грудь. Правда, через несколько минут она встала (солнышко допекло) и стала собирать белье, развешенное на веранде, даже и не думая скрывать свою грудь от чужих взглядов.

Рядом в окошке я увидела взгляд Вадима, устремленный именно ТУДА! Я перехватила его взгляд, и гневаясь и путаясь одновременно («что-то ведь нужно сейчас ему сказать!»), но в его взгляде прочла вдруг то скрытое хулиганство, которое видела, возвращаясь с пляжа в плавках и купальнике. И неожиданно подмигнула ему! А он – мне.

Девушка, собирая белье, подошла к нам - В ТОМ ЖЕ ВИДЕ! :-) - поздоровалась и заговорила. О какой-то текущей ерунде, о погоде, о планах на день, - как ни в чем не бывало! К разговору подключился Вадик, который вышел из своей комнаты. Я участвовала в беседе, старательно делая вид, будто «ничего такого» не происходит, косясь втихаря на Юлину грудь - большую, с торчащими сосками – и ревниво сравнивая мысленно со своей.

Потом, когда Юля ушла, мы остались с Вадиком наедине, и Вадик шепнул мне:

- У тебя лучше!

Я, вместо того, чтобы задохнуться от удивления и смущения (ну что поделать, такие у нас были отношения :-), лишь слегка покраснела, и – набралась наглости ответить:

- Откуда ты знаешь? - подразумевая (но стесняясь сказать) – «ты ведь ни разу не видел».

- А мы сейчас проверим, - сказал Вадик, заговорщицки подмигивая.

Он обнял меня и... я сама не заметила, как оказалась без блузки. Самое интересное, что мне не было стыдно,

ни капельки, хоть я втайне много раз рисовала себе мысленно этот момент, сгорая всякий раз от стыда. Во мне только разливалось всё то же чувство щемящей опасности и озорства. Я смотрела на свою обнаженную грудь, на Вадика, видела его возбуждение и восторг, и меня переполняла гордость победы.

Затем Вадик стал меня целовать – иначе, чем обычно, более требовательно и горячо. Потом он коснулся моей груди – вначале руками, нежно и неуверенно, затем – крепче и горячее, а затем – и губами, покрывая поцелуями мои груди и не решаясь приблизиться к соскам. Я и без того таяла... чувствовала, как меня куда-то уносит. В голове у меня звучало почему-то «несет меня лиса за далёкие леса».

Потом... мы начали собираться на пляж, я хотела выйти на веранду за бельём и потянула к себе блузку... но Вадик не дал мне одеться, сказав:

- Э нет, так мы не договаривались. Нужно дать наш ответ Чемберлену.

После чего аккуратно сложил мою блузку в чемодан и сел на него. На губах у Вадика блуждала всё та же озорная улыбка.

Я, конечно, возмутилась... для виду и через 2 минуты уже разгуливала по веранде, голая по пояс, замирая от томительного и незнакомого чувства. Я не столько собирала бельё (хотя старалась сосредоточиться), сколько смотрела «боковым зрением» - не видит ли кто? И, увидев в окнах физиономии – среди них были и мужские – с удвоенной старательностью начала собирать бельё. Соски мои отвердели и поднялись. Затылком я всё время чувствовала пристальный взгляд Вадика.

Мне не хотелось уходить с веранды. Я обмотала полотенце вокруг бёдер и, удивляясь собственной наглости, попросила Вадима сфоткать меня на веранде. Вадик с большой старательностью исполнил поручение, снимая меня во всех ракурсах (и даже грудь крупным планом). Я балдела и таяла.

Потом, когда я зашла к нему – увидела на кровати краски и кисти. Вадик - художник, и часто берет с собой на прогулки этюдник, но сейчас я встрепенулась, чувствуя подвох.

А Вадик уже стоял наготове с кисточкой и краской.

- Блузка нам сегодня не понадобится, - говорит этот скромный сын искусствоведа (а в глазах скачут бесенята), - мы компенсируем её отсутствие средствами искусства.

- Ты что? как это? – но сердце заколотилось от сумасшедшего озорства, а Вадик уже коснулся кистью моей груди, покрасив её низ в голубой цвет. Жуткая нелепая мысль, что на покрашенную грудь нельзя будет ничего надеть – испачкается... но я не протестую слишком активно, а только держу Вадика за руку, а он говорит – не мешай творческому процессу, и продолжает красить мои груди. Сосков он и сейчас стесняется коснуться, но я понимаю, что рано или поздно это произойдет. И этого очень хочется. Я начинаю нести какую-то чушь, а мысли мои заняты мыслью – когда?

И вот это момент наступает: груди и часть плеч закрашены, на мне – подобие купальника; Вадик обмакивает кисть в краску и касается моего соска. О, он красил его куда дольше, чем требовалось. Затем – другого, - и смотрит не на «холст», а мне в глаза.

Я тогда была близка к оргазму. Он не наступил в тот момент, но снизу я была мокрая, как во время сеансов мастурбации. Самое удивительное, что я продолжала болтать всякую чепуху, пытаясь заглушить голос стихии, раздиравшей меня на части.

Потом Вадик нарисовал петли на спине и плечах, долго и кропотливо рисовал разноцветный узор... я чувствовала в прикосновениях его кисти большую нежность, - а когда он касался сосков – вздрагивала и делала вид «ничего особенного». Время от времени он целовал меня – нежно, застенчиво.

Наконец творение было окончено, и я приглашена к зеркалу. То, что я увидела, меня поразило: полная и абсолютная иллюзия настоящего купальника! Вадик – волшебник!

Я наговорила ему кучу искренних комплиментов – и замерла в нерешительности.

А он говорит:

- Да, но за цветовую гармонию Вашей комбинации, мадам, ни один кутюрье не даст и дохлой кошки.

На мне – золотисто-красные плавки, а нарисованный Вадиком ... купальник выдержан в «морских» бело-зеленовато-голубых тонах.

Я, кокетка эдакая, говорю: «перерисуйте в тон плавкам, маэстро», но маэстро на это сказал то, чего я ждала и боялась:

- Нет, искусство священно и неприкосновенно. Мы поступим проще.

С этими словами он взял меня сзади за голову, стал целовать (успокаивающе), а другая рука его залезла мне под плавки. На попу, разумеется – ТУДА он сразу побоялся залезать. Я опять возражала без особого напора, но под поцелуями его обмякла... (в голове вертелась сладкая мысль «у тебя ведь голая грудь, голая, голая, голая») ...а он, продолжая меня целовать, обеими руками начал медленно спускать с меня плавки.

Мне было страшно следить за этим процессом, и я отдавалась его поцелуям, старательно отвечая на них... и за одним из них осознала, что на мне уже нет плавок – они опущены ниже «самого страшного». Мне было жутко представить, что он оторвется и ПОСМОТРИТ, поэтому я стала целовать его страстно и требовательно, «отвлекая» от страшного. В результате я сама же сильно возбудилась, непроизвольно раздвинула ноги, плавки упали на пол... Его руки гладили мне попу и бёдра, не решаясь приблизиться ТУДА.

Наконец он оторвался от меня и ПОСМОТРЕЛ. На этот раз волна стыда охватила нас обоих – целомудренных дурачков. Он приблизился губами к моему бедру, но постеснялся - и потянулся за кистью и красками.

Первый мазок он сделал на бёдрах, потом покрасил попу – так же, как и в первый раз, оттягивая самое-самое до последнего. Я опять «остроумно» болтаю, пытаясь заглушить стыд и возбуждение.

Вот наконец покрашено всё, кроме лобка и «самого-самого». Он вздыхает, касается моих ног (пониже! возле колен), нежно их раздвигает и говорит:

- А теперь, гражданка модель, раздвиньте ножки.

Я, отвечая ему на автопилоте какую-то «остроумную» чушь, раздвигаю ноги... в голове темнеет... а он касается кистью моего лобка. Я бреюсь, и рисовать на мне удобно. От прикосновений влажной и холодной кисти меня начало подмывать волнами, хорошо знакомыми по сеансам мастурбации. Вдобавок сквозняк из окна холодил голую попу и краску на ней. Кисть опускалась всё ниже и ниже... я замолчала, сцепила зубы, закрыла глаза, приказав себе не кончать, чего бы это не стоило.

Но не получилось. Как только он коснулся губок, я запищала - и с размаху села на пол, распахнув ему «пейзаж» во всей красе. Оргазм, смешанный с диким стыдом, тряс меня, наверное целую вечность. Вадик, немного растерянный, сел рядом со мною на пол, целовал меня... в общем, всё смешалось в доме Облонских.

На этом мои эротические приключения в тот день не кончились, а только начинались. Я нечаянно коснулась Вадикова «дружка», торчащего в плавках – и наступила очередь Вадика. Теперь я его целовала – голая! - а он стонал на полу.

После этого я, конечно, вся пунцовая, стянула плавки с Вадика и смотрела на белые капли на его «дружке». Так мы оказались на полу – голые, пристыженные и ошалевшие.

Потом было много нежных, застенчивых слов, признаний и комплиментов, а ещё потом – мы привели себя в порядок, и Вадик дорисовал на мне плавки. Голый! О сексе мы даже боялись заикнуться. Но озорной чертик, который будоражил нас с самого утра, не унимался, а во мне – разошелся не на шутку, когда Вадик второй раз коснулся кистью моих губок и нарисовал на них всё, что полагается :-). Потом он даже побрызгал меня лаком-закрепителем, чтобы краска не размазалась.(Мысль «зачем» мне не пришла в голову).

После этого, как водится, я разрисовала Вадика в стиле «палка-палка-огуречик», возбудившись по второму кругу и возбудив его.

Но засим последовало то, чего я ОЧЕНЬ боялась и ждала. Не предложение секса, нет, этого я тоже боялась и хотела, а другое:

- А теперь мы пойдём на пляж!

- Что, прямо в таком виде? – спросила я, зная, что он подразумевает именно это.

- Ты – в таком, а я вымоюсь и оденусь, конечно, - сказал Вадик, подмигнув мне.

Эта безумная, совершенно

(совершенно!!!) немыслимая идея просто снесла мне крышу. Я для виду начала препираться с Вадиком, уже твёрдо зная, что пойду абсолютно голая и разрисованная через весь город на пляж!

Нужно было знать меня и мои привычки, чтобы понять, насколько это было для меня дико.

И тем не менее! Пока Вадик мылся, я с колотящимся сердцем осмотрела себя в зеркало, нашла работу Вадика изумительной (думаю, я не ошибалась), и поспешила себя уверить, что если не присматриваться, «правда» не заметна. Соски, правда, под слоем голубой и белой краски торчали, как миленькие... но я поспешила себя убедить, что под тонким купальником они торчат «почти точно так же».

Одним словом, через пять минут мы вышли! Вадик – в плавках и с пляжной сумкой, а я... Страшно подумать! Я и не думала, отгоняя эту жуткую мысль от себя, а только плыла босиком (конечно, босиком! надо быть последовательной!) по асфальту, не глядя ни на кого. От сознания, что я полностью обнажена, меня подмывало знакомыми волнами... и тогда я опять принялась «беспечно» болтать с Вадиком, который с радостью подхватил мою инициативу. Он был весь пунцовый, но гордый и озорной.

Прохожих было мало – был полдень, было очень жарко, и я не на шутку испугалась, что краска потечет. Но – не потекла: держалась, как миленькая (забегая вперед, скажу, что я её отмывала ещё добрых три дня).

От болтовни эротический спазм немного прошел, я почувствовала необыкновенную легкость и подъём. Я танцевала и пела, целовала Вадика и дразнила его, наблюдая, как плавки его спереди вздымаются всем на радость; на меня оглядывались, но меня это только дразнило и вдохновляло.

Видели ли люди «правду»? Не знаю; во всяком случае, никто меня не окликнул, никто ничего не сказал. Наверное, кто-то видел: слишком резво я вертелась и танцевала.

Наконец, пляж. Эйфория: страшно и весело. В сумке у Вадика – запасные плавки и купальник. На пляже – тьма народа; мы, не сговариваясь, идём дальше, ищем уголок поукромнее. Прошли до самой Ливадии; на Набке было полно народу, но никто не косился на меня. Я была готова даже приставать к прохожим (!!!), меня опять начало подмывать снизу одуряющими волнами. Наконец, нашли не слишком эстетичный уголок: бетон, мусор... но я всего этого не видела: мир для меня слился в большую пёструю радугу. Людей было немного; мы – бочком-бочком от них, в пустынный угол. Косимся на сумку с плавками: брать или не брать в воду? Никто этого вопроса не задал, и никто не открыл сумку: мы оба входим в воду. В голове – «оправдательная» мысль: ничего, потом пошлю Вадика – он сплавает на берег и принесет мне плавки.

Вдруг вижу – на меня пристально смотрит мужчина. ЗАМЕТИЛ!!!

От этой мысли мне стало дурно, и я рывком прыгнула в волну. Вадик – за мной. Отплыли на порядочное расстояние; я боялась посмотреть на свою грудь - осталась ли там хоть капля краски?

Мужчина смотрел на меня, не отрываясь – видно, понял, что к чему, и ждал эффектного выхода. От этой мысли, а также от сознания того, что я голая, абсолютно голая, на публичном пляже, а со мной – мой любимый Вадичка, который никогда раньше не видел меня голой, меня опять «заклинило» в эротическом спазме. Я не знаю – может быть, это был такой медленный и долгий оргазм, а может быть – только подход к нему, остановившийся недалеко от высшей точки.

Мы плавали, шалили и резвились гораздо более шумно, чем обычно. Когда пришел час выхода на берег, я посмотрела на себя – и обнаружила, что рисунок почти не смылся!

Вадик тоже это заметил. Тут он, хулиган, говорит:

- А я не взял запасные плавки и купальник.

Меня как током ударило, хоть я и знала, что он врет.

- Как это????

- Зато я взял кисточку и краски.

- Ты что, очумел??????

- А вон, смотри: - с этими словами Вадик показал мне на берег. На пляже никого не было; заинтересованный мужчина ушел. Было уже относительно позднее время, - день промелькнул быстро и незаметно.

Я решила: нужно идти до логического конца.... Я внушала себе утешительную мысль, что плавки и купальник есть, только вот мы ещё чуть-чуть поиграемся в эту волнующую игру...

Когда я выходила из воды, мне хотелось раствориться в воздухе или стать маленькой-маленькой. Но краска почти не смылась, а на пляже и выше, в парке, никого не было. Слышались только отдельные голоса сверху. Я, думая – «вот так бывает – головой в омут» - вышла на берег.

На берегу Вадик принялся за дело: осторожно промокнул покрашенные части полотенцем – на нем почти не осталось следов краски, - достал кисть, краски, и принялся за дело – обновлять свой шедевр. Покраска сосков сделала своё дело, а когда Вадик перешел к бёдрам, я вдруг краем глаза увидела людей. Далеко. Мне было страшно повернуться, страшно сказать об этом Вадику... а он тем временем перешел к лобку и ниже...

Я была очень близка к оргазму в том момент. Меня удержало напряжение – сознание, что на меня, возможно, смотрят, и добавляло силы эротическому чувству, и сдерживало его. Странно как-то...

Вот Вадик закончил, побрызгал меня опять лаком, и мы пошли домой!

Вначале было относительно безлюдно, хотя я вздрагивала, приближаясь к каждому из прохожих. Я вцепилась в руку Вадику, а он гладил меня по голове.

Потом людей стало больше. Эротическая судорога не отпускала меня; я чувствовала каждым миллиметром обнаженность своей груди, попы, бёдер, а в особенности – сосков и губок... (И сейчас краснею, когда об этом пишу).

Уже были сумерки. Мы подошли к переходу через широкую улицу. Горел красный свет, и на обеих сторонах улицы стали скапливаться люди. Можете представить моё состояние! Рядом со мной остановились две женщины, чуть дальше – несколько парней; напротив, на той стороне улицы – несколько пар и пожилой мужчина.

И вдруг я вижу, что пожилой мужчина ЗАМЕТИЛ! Он изучает моё тело; я чувствую его взгляд на своих сосках, потом ниже...

Чувствую, как меня стремительно несёт к оргазму. ЗДЕСЬ! СРЕДИ ЛЮДЕЙ! – стучит бешеная мысль. Вцепляюсь в Вадика, как кошка в дерево. Но вот зеленый свет, люди пошли, и пожилой мужчина – мне навстречу. Движение ног было последней каплей, переполнившей меня, и я прямо на проезжей

части, вцепившись в Вадика, сцепив зубы, изо всех сил стараясь не застонать и не подать виду...

Он, конечно, всё понял, и не знал, что делать. Заметили ли прохожие – не знаю. Нам пришлось идти ещё минуту среди людей, хотя я не столько шла, сколько ехала-висела на Вадичкиной руке. Описать то, что творилось со мной, я не смогу....

Через 5 минут мы были дома.

Как только за нами закрылась дверь, Вадик кинулся к окну, задернул шторы, и – буквально прыгнул на меня. Дальше всё было, как в банальном порнофильме (к-рых я тогда ещё не видела): мне было достаточно его поцелуя и прикосновения к попе для сильнейшего оргазма; мы повалились на кровать, он буквально ел меня губами. Сорвав плавки, раздвинул мне ноги и сильнейшим рывком вошел в меня.

Я уже давно пищала в оргазме, а теперь заверещала от боли, которая слилась с оргазмом и всем вместе в нечто непередаваемое. Всё это происходило без слов, с одними звериными стонами, хрипами и писками.

Так я стала его женой. И именно в тот день я зачала нашего сыночка Диму, который играется теперь в соседней комнате.

Конечно, мы пытались потом отстирать простыню от крови и краски (а также отмыть меня), но успех был очень относительным, и мама, увидев все, вызвала нас на серьезный разговор.

Я чуть не умерла со стыда, но Вадик держался очень мужественно и твердо, и хотя его голос слегка срывался, он признался, что «между нами было ВСЕ», и немного комически-торжественно попросил у мамы моей руки.

Что было потом – неважно.

А важно, что мы спустя месяц справили мой 17 день рожденья, а спустя два – повенчались.

Я обожаю своих Вадичку и Димочку, которому уже 4 года. Вадик меня часто разрисовывает – с ног до головы, правда, уже не такой стойкой краской, как тогда, а гуашью.

А ещё мы мечтаем повторить тот безумный эксперимент с обнаженной прогулкой. Я, правда, не знаю, решусь ли, но хочется безумно.

Вообще я заметила за собой тягу к эксгибиционизму. В меру, конечно: в мамино отсутствие загораю на пляже топлесс, стараюсь, когда есть возможность, не одевать трусы и лифчик. Вадика это страшно заводит...