И Джия полностью отдалась материнским заботам с неизрасходованной любовью. Муж нечасто навещал её: смотрел на дочь, перекидывался с женой парой слов, дарил подарки и оставлял её. Рани знала: в его жизни ничего не изменилось, все пристрастия сохранились. Став нужной маленькому существу, Джия стала прежней - спокойной, рассудительной, уравновешенной, врожденное благоразумие помогло преодолеть депрессию. Она сама кормила дочь, проводила с ней все время и была счастлива.

Незаметно для самой рани в её жизнь опять вошел Аяз-сардар. он часто навещал рани, наблюдал за кормлением дочери, картина увеличившейся груди Джии, полной молока, волновала его воображение. Все заметили, что молодая мать очень похорошела, и визирь торопил врачей в ожидании долгожданного известия о её готовности спать с мужчиной. Муж не проявлял подобного нетерпения, и Джия не удивилась, когда как-то ночью обнаружила себя в объятиях любовника.

Он правильно угадал, что сопротивления не последует, её тело истосковалось по мужской ласке. Привыкшая к регулярным занятиям любовью с 2 мужчинами, здравомыслящая девушка почти без раздражения приняла его. в одну ночь сардар осуществил все свои многочисленные желания. Он не изнурял себя долгим воздержанием, как она во время беременности, вовсе нет, но его воспоминания и мечты о её теле. ласах, доводящих его до исступления, не давали ему испытывать полного наслаждения с кем бы то ни было. Обнимая других женщин, он ждал её. Поэтому через минуту объятий он излился ей на живот. Она захохотала, он был смущен, но доволен её покладистостью и весельем. Он неторопливо начал волнующее путешествие по её желанному телу. Истерзав её послушные губы, он мял и тискал её новую грудь. Искусав соски, он усадил её в подушки , лег к ней на колени и стал сосать груди, как младенец.

Теплое молоко потекло к нему в рот, и он с наслаждением пил его. Она смеялась, но он, высосав одну грудь, припал ко второй. Теперь он глотал неспешно, смакуя. Груди умещались в его ладонях, и это также весьма нравилось ему. Облизав последние капли молока с вытянувшихся сосков, он покрыл поцелуями её живот. Сев, он закинул себе на плечи её ноги и целовал их до мягких ляжек. Приподняв её бедра, он развел её пухлые нижние губки и ввел сперва 1 палец, потом и остальные. Вращая в ней пальцами, он старался провести по самым чувствительным местам и, наблюдая за её поведением, нащупал их.

Она заметалась, застонала, охватила свои груди, потянула соски. Внимательно следя за её состоянием, он усилил стимуляцию вибрирующего влагалища, ощущая каждый самый слабый толчок возбужденной плоти. Вынув мокрую руку из почти успокоившейся девушки, он опустил её на постель, лег сверху и потерся вспухшим членом о напряженные порозовевшие губки. Измучившись ожиданием дразнящего её мужчины, она схватила его орган, подалась ему навстречу и погрузила его в свои истекающие глубины. Эластичные мышцы тесно сомкнулись вокруг большого члена, он ощутил нарастание возбуждения. Боясь поторопиться на этот раз, начал осторожные фрикции. Она двигалась навстречу в его темпе, при каждом толчке принимала его пенис целиком, глубоко, сжимала мышцы, не желая выпускать орган, как бы изголодавшись в одиночестве без него. Они испытывали восхитительные эмоции. Он уложил её на бок, пристроился сзади и толкался в неё все быстрее и сильнее. Сжимал груди, пытаясь выжать из них остатки молока.

Опять остановившись и подождав, пока уляжется волнение, перекатился на спину, уложил её на себя. Теперь она осторожно, чтоб не выпустить пенис, извивалась и ерзала на нем. Затем села, вопрошающе обернулась к нему, потянулась для поцелуя. Он сел, не выпуская её из объятий, всосал её губы и язык, долго не отпуская. Затем ободряюще кивнул, лег, охватил её бедра. Её быстрые фрикции увенчались скорым финалом. Она упала на его колени и сотрясаясь, обняла их. Затем повернулась лицом к нему, улыбнулась и положила его руки себе на грудь. Откинулась назад, опираясь на него, и развела свои ноги, предоставив ему лицезреть чудесное зрелище – кольцо эластичных мышц, нанизывающееся на его толстый ствол. и поскакала в убыстряющемся темпе.

Перед собственным извержением он прижал её к паху, максимально вонзившись в неё. Потеревшись выступающим бугорком о пульсирующий член, она также содрогнулась. Её состояние было близко к невесомости. Горячие волны снизу, от клитора, плыли вверх по телу, и чтоб дать им выход наружу, она запрокинула голову и закричала. Внутри взорвались миллионы искр удовольствия и побежали россыпью по телу. Он удовлетворенно ощущал долгую вибрацию её влажного тела. Обнимая его, она радостно засмеялась.

На его вопрос просто ответила: - Я думала, что забыла, как прекрасна близость. Но я вспомнила и теперь хочу наслаждаться! Она попросила поить её лекарством, препятствующим зачатию. Он ответил, что и в мыслях не держит лишать себя радости обладания ею. Она же заметила, что больше ни от кого не хочет иметь детей. Он сухо возразил, что она должна ещё родить ему сыновей-наследников. но он готов подождать, если она хорошенько попросит. Скрыв гримасу недовольства, она вновь потянулась к нему.

По-прежнему редко навещал её муж, скупо дарил внимание дочери. Она оставила его в покое, ничего у него не прося. Визирь пригласил её погостить с дочерью в своем загородном поместье на несколько недель, там ей были обещаны компаньонки по общению – его дочери. Муж с радостью отпустил её. Красивая обаятельная рани, да ещё с живой игрушкой-младенцем очаровала дочерей-подростков визиря и подружилась с ними. На расспросы Джии о жене тот недовольно коротко отвечал, что она временно живет в другом отдаленном поместье по состоянию здоровья. Ночами девушка засыпала в удушающе-тесных объятиях Аяз-сардара, день ото дня становившегося все более ненасытным.

Он как и прежде мучил её расцветшее тело всевозможными извращениями, придумывая все новые. Рани не высыпалась, перекладывая материнские обязанности на служанок, не стало хватать молока, его ночами высасывал жадный любовник; малышке наняли кормилицу. Уставшая рани дни посвящала дочери и новым подругам, но забыться и отдохнуть ночью не могла. Она молила жадного до удовольствий сардара оставить её в покое, опасаясь вновь заболеть. Наконец, он предупредил, что вскоре оставит её на некоторое время ради неотложных дел и надеется на незабываемую ночь с ней. Она обещала.

Их отвезли на маленький остров посреди озера во владениях сардара. Небольшой уютный 2-этажный дом ожидал их. Просторный зал с колоннами на 1-м этаже, галерея и комнаты на 2-м, бассейн во дворе, беседка в саду – созданное для любви местечко – подумала рани. У низкого столика с едой и напитками на кушетке лежал крепкий мужчина с закрытым тканью лицом. – Мой знакомый, - не представил его визирь, - у него рана на лице. Они прилегли на низких широких ложах, пригубили вина. Непредупрежденная Джия немного волновалась по поводу незнакомца, чьи глаза её внимательно изучали и даже казались откуда-то знакомыми. Но посчитала его нужным визирю гостем, который вскоре оставит их. Гость помалкивал, слушал сардара и немногословную рани. Визирь угощал её каким-то новым экзотическим блюдом, немного попробовал сам, но настойчиво накормил девушку из своих рук.

Было вкусно; вскоре она почувствовала внутреннее тепло, оживленность и раскованность. Голова затуманилась, кровь прилила к промежности, девушка повеселела и стала беспокойной. Не находя себе места от неведомых желаний, она встала. – Потанцуй нам! Она закружилась в странном танце, её бросило в жар. – Разденься, здесь жарко, смотри на меня! – он уже был полураздет, и совершенно естественно она сняла одежды. – Танцуй ещё! Она взмахивала руками, вращала бедрами, трясла грудью, исполняя танец живота. Любовник хлопал ей, незнакомец пропал из её поля зрения. - Коснись себя, потрогай там! – призывал его требовательный, то далекий, то близкий голос, и Джия непосредственно гладила и пощипывала свои груди, ноющее влагалище.

Она села по-турецки, желания становились все определеннее, мышцы – вялыми, зуд внизу – все нестерпимее. Она так хотела, чтоб её освободили от сковывающего все тело тяжелого напряжения, она знала как, но последние проблески сознания мешали ей переступить эту грань и предложить себя. Джия гладила пульсирующую щель между ног, но избавление не приходило. - Скажи, чего ты хочешь? – она едва узнала знакомый голос и посмотрела в его сторону. Обнаженный любовник был сейчас единственным необходимым ей средством желанного избавления от мук; другой, без лица, переместился куда-то далеко, к выходу. – Я хочу… чтоб ты взял меня…сейчас же…- почти плакала истомленная девушка, не понимая, почему мужчина так жестоко пытает её. Визирь с довольной улыбкой протянул руки, и она поползла к нему.

Произошедшее далее Джия не очень хорошо помнила, хотя некоторые эпизоды отчетливо сохранились в сознании, а некоторые воспоминания приходили к ней через сны на протяжении следующих месяцев. В них она, разрываемая на части неудержимой похотью, с готовностью исполняла самые непристойные желания любовника на глазах единственного зрителя, которого она то узнавала во сне, то нет. Ей не хватало многочисленных темпераментных совокуплений, и она просила удовлетворить её ещё и ещё. Она помнила боль, которую она принимала с терпеливой радостью, только чтоб утолить страсть, сжигавшую её изнутри.

Долгожданное расслабление наступило спустя несколько часов, рани проснулась, придавленная тяжелым телом любовника. Она вскользнула из постели, накинула легкие одежды и прошлась по особняку. Вышла в сад и увидела вдали у шатра мужчину, смутно знакомого фигурой, несшего туда срезанные с клумб цветы. Она направилась к нему, но тот, увидев приближающуюся девушку в развевающихся одеждах, оставил у порога охапку роз и быстро удалился. Джия проследила взглядом за ним: он подошел к небольшому причалу, сел в ожидавшую его лодку и подал знак гребцам. Рядом качалась другая большая лодка визиря, ожидавшая их. Голова слегка кружилась, все тело ломило, она не чувствовала себя отдохнувшей. Она кое-что помнила о вчерашней ночи, но как ни странно, не ощущала ни горя, ни угрызений совести. Произошедшее вчера ничего не добавляло к её привычной несвободной жизни, она устала быть несчастной и ненавидеть. Лучше принять и забыть. Вернувшаяся девушка покорно позволила проснувшемуся мужчине любить себя.

Визирь уехал в столицу, девушка ненадолго осталась у гостеприимных знакомых. Вернувшись во дворец к муж, Джия окунулась в заботы о дочери. Ничто не изменилось в её жизни: она по-прежнему делила ложе с 2 мужчина. Иногда её посещали оба в одну ночь, и ни один из них не любил её. Хотя одна новость удивила рани: визирь представил ей своего сына от первой жены – того самого офицера, несшего её на руках после неудачного самоубийства и напророчившего ей позднее большое счастье. Тот самый вельможа по особым поручениям, осуществляющий связь раджи и визиря во время её беременности. Самым незаметным образом уже 2 года он присутствует в её жизни, начиная с той памятной оргии в охотничьем домике, и оказывается сыном её мучителя.

Она живо расспрашивала сардара о неизвестном сыне, тот неохотно рассказал: это его старший сын от давно умершей жены. Джия сравнила мужчин: они едва похожи, разве что оба властны, внушают окружающим уважение и трепет, а визирь ещё и страх. И вот теперь Эхсан – начальник дворцовой гвардии. Все годы он служил в боевых войсках, отказавшись от протекции отца, был замечен прежним махараджей и приставлен телохранителем к принцу, с которым дружен. Вот теперь – такой высокий пост, раджа доверяет ему. Визирь подчеркнул, что сын не похож на него и мало интересуется женщинами.

Постепенно Джия познакомилась с молодым человеком, да, он нисколько не походил на отца, разве что стремительно набирал авторитет во дворце, будучи другом правителя. К рани Эхсан относился с подчеркнутым уважением и. как показалось ей, с сочувствием. Играя же на прогулках с 1,5-годовалой принцессой, юноша заслужил симпатию Джии и любовь малышки. Визирь почти не занимался дочерью, она была лишь досадным довеском к вожделенной женщине. Раджа так же не жаждал общения с дочкой, он был поглощен своими заботами, где для жены с ребенком почти не оставалось места. По сложившейся традиции он пару раз в неделю посещал ночами жену, но зачатия не наступало; Джию это устраивало. Взаимная растущая симпатия с новым начальником дворцовой гвардии доставляла рани приятные моменты. Они много говорили на прогулках, он сопровождал её в поездках по городу и окрестностям, играл с малышкой, обожавшей его. Их мысли во многом совпадали; Джии до смерти хотелось расспросить о его пристрастиях, памятуя о той давней оргии, но она боялась разрушить хрупкое доверие, впервые появившееся в её зависимой жизни.

Как-то ночью лежа у неё на груди, визирь таинственно сообщил, что их ждут испытания, чтоб она была сильной и никого не боялась, положилась во всем на него. Громом среди ясного неба явилась тяжелая скоротечная болезнь раджи. Ничего нельзя было сделать, молодой государь умирал. Джия преданно ухаживала за ним, он угас за несколько дней. Куда-то исчезла его певичка, он звал её в беспамятстве. Джии толком не удалось поговорить с полузнакомым ей мужем, который за несколько лет так и не пожелал сделать её своим другом. Сочувственно глядя на неё перед смертью, он слабо произнес: - Мне жаль тебя. Ты такая же его пленница, как и я. Может, тебе повезет больше… Джия была безутешна: умерла мечта и надежда её юности. Она с трудом представляла себе свое будущее.

Визирь все организовал безупречно: были приведен в боевую готовность войска и гвардия, проведены госсовет и переговоры с вассалами, достигнуты договоренности со знатью. На совете была оглашена последняя воля махараджи: правительница – рани, регент при ней и дочери – Аяз-сардар, визирь, по окончании траура рани выберет себе мужа-соправителя из придворных или принца сопредельного государства

Сардар на время оградил несчастную девушку от излишнего внимания и общения, дал ей смириться с потерей. Затем постепенно начал привлекать её к управлению страной. Конечно, настоящие решения принимал он сам, единолично, почти не прислушиваясь к мнению Джии, но хвалил её рассудительность и здравомыслие. Рани училась у него править государством, принимала послов, изучала и подписывала документы и, к своей радости, находила полную поддержку у своего начальника гвардии, Эхсана, поощрявшего её деятельность, обладавшего умом и решительностью.

Боль от утраты ещё не прошла, как ей пришлось вновь принимать ночами любовника, сломившего её горестное сопротивление и ставшего теперь полновластным единоличным хозяином её спальной. Сошлись они только в одном: оба выиграли, что между ними нет третьего.

Подходил к окончанию срок траура. Любовники сидели в излюбленной сардаром ванной, его орган неподвижно находился в ней, только что испытавшей яркий экстаз. Она устало лежала на его груди, он поглаживал её торчащие соски на уменьшившейся груди: Джия давно не кормила дочь. Мужчина предупредил, что начал приготовление к свадьбе, шутливо посетовал, что скоро она растолстеет и её грудь опять уместится у него в ладони. Тревожным от дурных предчувствий голосом рани произнесла, что не обязана сразу после окончания траура выходить замуж, она не видит кандидатов мужья. Он захохотал, заметив, что у неё чудесное чувство юмора и что он желает, чтоб его будущая жена почаще веселила его. Убежденно произнес, что госсовет решает вопрос о месте его коронации и что противников в правительстве у него нет. Нагнув её вперед, недолго толкался в вагине потрясенной девушки. Выдернув вздутый пенис, повернул её к себе и вонзил его в её рот; крупные слезы текли по щекам Джии и смешивались с вытекающей изо рта спермой.

Плачущая, она вернулась в покои и, рыдая, жаловалась засыпавшей её вопросами Пии. Кое-как проведя день и занимаясь делами, Джия подавила желание поделиться бедой с Эхсаном, бросавшим на неё тревожные взгляды. Сын визиря, наверняка в курсе планов отца и одобряет их, он ей не помощник. Ночью рани села на кровать и ожидала любовника. Он вошел и начал раздеваться, Джия заговорила. Долгий разговор ни к чему не привел: визирь был неумолим. Она ничего не могла предложить ему в обмен на власть, которой он стремился долгие годы. В отчаянии девушка пообещала покончить с собой; сардар пригрозил, что её дочь и брат могут внезапно заболеть неизлечимой скоротечной болезнью. Как тогда Джия будет умирать, зная, что убила их?

Рани закричала и бросилась на ненавистного ей мужчину с кулаками, и тут случилось то, чего никто из них не ожидал. Вбежал Эхсан с оружием и оттащил девушку от отца, по его приказу вошедшая стража арестовала бывшего всесильного фактического правителя княжества. На окрики визиря стража не среагировала, подчиняясь приказам начальника гвардии. Молодой человек успокоил ничего не понявшую Джию, уложил её, накрыл одеялом и ушел за солдатами. Вскоре состоялся суд: Аяз-сардара обвинили во многих преступлениях, в том числе в узурпации власти. Его сослали в отдаленное поместье вместе с семьей.

Перед отъездом в ссылку в тюрьме он долго говорил с сыном, рани не стала спрашивать о чём. Она стояла на балконе, когда осужденного, все потерявшего вельможу в окружении охраны увозили. Она вспомнила точно такой же балкон, отряд всадников, выезжающий за ворота, и себя, желавшую умереть от горя. Как давно все это… Она выдержала его тяжелый, ненавидящий взгляд, в нем больше не было похоти, было другое… Она смотрела вслед процессии, пока та не скрылась, а под балконом как и тогда стоял Эхсан и наблюдал за ней.

Теперь она могла рассчитывать только на себя, и ничто не мешало ей принять дружбу своего начальника охраны; их взаимная симпатия крепла. Впервые за годы жизни в княжестве у Джии появился друг и союзник, на которого она могла положиться и который ничего не требовал взамен. Молодая женщина с все возрастающим интересом наблюдала за своим главным телохранителем и ей было приятно видеть его встречную заинтересованность.

Как-то вечером, гуляя с Пией и дочкой по коридорам дворца, рани встретила рабочих, которые заканчивали отделывать стены в нескольких покоях. За работами наблюдал Эхсан. На вопрос Джии, почему чинят отдельные стены, а не все сразу, тот с заминкой ответил, что заделывают щели. Рани печально улыбнулась. Щель в стене!.. Молодой человек уверил её, что здесь больше никто ни за кем никогда не будет следить. Джия подумала, улыбнулась, тряхнула волосами и весело спросила: - А вы, Эхсан. никогда не захотите наблюдать за мной?! Он замер, за её спиной засмеялась верная Пия и потянула из комнаты малышку. Он бросился к рани и сжал её в объятиях.

При пламени свечей, держа друг друга в тесных объятиях, сидят Джия и Эхсан в её спальной. У него за спиной – подушки, она приникла к его груди, плотным кольцом мышц вагины сжимая его твердое достоинство. От длинной череды любовных схваток они оба устали. Молодые люди глядят в глаза друг другу и говорят. Их слова льются во время близости, в промежутках между; речам нет конца, и ещё многое не досказано. Джия – первая в его жизни женщина, в которой он видит равного себе партнера; Эхсан – первый в её жизни мужчина, которого интересуют её жизнь и её мнение. Их безумно влечет друг к другу, и они понимают, что уже давно. Они рассказывают друг другу свои истории, которые самым невероятным образом переплетаются.

Эхсан пересказывает ей последний разговор с отцом, состоявшийся в тюрьме. Тот насмешливо сообщил, что он – первый мужчина рани, сын возражал, что он станет её единственным. Отец рассказывал, что дарил рани неописуемое наслаждение в постели, сын обещал подарить ей счастье. Сардар хвалился, что он – отец её первого ребенка, сын пообещал, что рани станет матерью его сыновей. Эхсан упрекнул отца, что тот может отнимать жизни, а он подарит Джии семью.

У девушки текут слезы счастья впервые за долгие годы. – Откуда ты узнал про наше будущее, когда предсказал мне его? - Я верил в это с тех пор, как увидел тебя! Слившись в поцелуе, влюбленные одновременно стонут и бьются в сладострастных судорогах. Лежа лицом к лицу, сплетя руки, они утомленно улыбаются друг другу; каждый про себя прикидывает, есть ли у него ещё силы … Они смеются над этими милыми непристойностями, и каждый вспоминает, как мало он смеялся последние годы… - Что ты ещё хочешь про меня знать? - Ничего!.. Я знаю главное!..