— Настройка точная! — вскоре докладывают радисты, — Корректировки не требуется.

И вот от радиомачты мчатся вокруг незримые, быстрые, как лучи солнца, концентрические волны энергии. Там за мощной радиоантенной, упирающейся в низкое ноябрьское небо, там за ночными тучами отскакивают они от ионосферы и мгновенно возвращаются на Землю, звучат непонятным сигналом в безбрежном эфире, в наушниках десятков и сотен радистов, советских и немецких, летящих на самолетах, мчащихся в танках, плывущих на крейсерах и в подводных лодках, дежурящих в ставках и штабах. И никто в мире, ни один радист, услышавший случайно этот шифрованный радиосигнал, -не знал тогда, в четыре часа двадцать минут 14 ноября 1941 года, в канун генерального наступления вермахта на Москву, что эта радиокоманда была карающим мечом, приводящим в исполнение смертный приговор палачу украинского народа генералу вермахта Георгу фон Брауну, коменданту Харькова.

Это был кодовый радиосигнал, ключ от дома с «кухней, где календарь семнадцатого года», таинственный заговор, который один мог разбудить спящую красавицу «Тосю» на ее ложе из четырехсот килограммов взрывчатки?

Этот радиосигнал был как бы спусковым крючком, нажимавшим на курок только одной, определенной радиомины. Только на него реагировало приемное устройство, чудо-мины под особняком на Мироносицкой, только в ответ на эту радиограмму срабатывало реле «Тоси».

Этот кодовый радиосигнал, переданный глубокой ночью Воронежской радиовещательной станцией, ничем не отличался от обычного музыкального радиосигнала перерыва. Но в целях маскировки его заимствовали у иностранной радиостанции.

Ночь полна ужасов для генерала фон Брауна, и, чтобы отвлечься от них, генерал валится на кровать, наугад раскрывает толстый том — бесценное первое издание фон Клаузевица. Книга раскрывается на начале главы двадцать шестой: «Народная война». В оригинале эта глава называется буквально «Вооружение народа». Это интересно: большевики называют эту войну Отечественной войной, делают все, чтобы сделать ее народной. А что пишет о народной войне великий военный философ? «В общем, народ, разумно пользующийся этим средством»- народной войной — «приобретает относительный перевес над народом, пренебрегающим им», А фюрер явно пренебрегает «фолькскригом». В ставке не хотят признать, что вся харьковская минно-заградительная операция — операция народной войны!

«...Пламя этого всеобщего пожара охватывает армию со всех сторон» — точь-в-точь как в Харькове — «и вынуждает ее очистить страну, чтобы не погибнуть полностью. Чтобы последнее решение было вызвано одной лишь народной войной, необходимо предположить ...такое пространство оккупированной территории, которое в Европе можно предположить только в России...»

«Тик-так, тик-так, тик-так...» Стучит метроном смерти.

Из недр дома явственно доносится до ушей генерала роковое тиктаканье часов в мине. Фон Браун зажимает уши ладонями, сует голову под подушку, но и там ему чудится — нет, он слышит, леденея от ужаса, как часы в мине отсчитывают последние секунды его жизни...

Он берет пустой стакан с тумбочки, босиком подходит к стене, слушает, пользуясь стаканом как стетоскопом.

«Тик-так, тик-гак, тик-так...»

Он крадется по коридору, входит в гостиную. Там спят на диванах какие-то офицеры, начальник штаба, шеф оперативного отдела... Спят под картиной с эпизодом кровавой Грюнвальдской битвы...

Генерал бежит к комнате Бенкендорфа, стучит, трясясь от страха, в дверь.

— Барон! Барон! Проснитесь! Дом заминирован! Вон, вон _из этого дома, из этого города!.. Мы все погибнем!..

Мельком смотрит он на золотые часы «Лонжин»: четыре часа двадцать минут.

Огромный столб пламени встает на месте особняка. Чудовищной силы взрыв четырехсот килограммов тола вмиг уничтожает и особняк и все живое в нем. На месте особняка остается глубокая дымящаяся воронка.

Глубоко в котельной за несколько секунд до взрыва включился радиоприемник. Антенна, проложенная спиралью по стене забитого ящиками минного колодца, приняла радиокоманду, получила «музыкальное письмо». Приемное устройство радиомины мгновенно преобразовало полученный радиосигнал в сигнал электрический, взрывая запал... И в то же мгновение взорвались четыреста килограммов тола, и не стало генерала фон Брауна и восемнадцати офицеров в его особняке.

В доме напротив майор Гендель проснулся, обливаясь кровью от поранивших его осколков оконного стекла, выбитого вулканической силы взрывом. Капитальная стена спасла майора от воздушной волны. Но чудо-мина, стоявшая на столе, погибла безвозвратно, унося с собой свою тайну.

До утра дымился кратер на месте особняка. Когда рассвело, стало видно, что он очень глубок, этот кратер, эта обугленная страшная яма со скрученными останками железобетонного скелета. На опаленном каштане висел изрешеченный генеральский мундир с красными лацканами, золотым шитьем и Рыцарским крестом. Вокруг на все соседние кварталы легла красная пыль от кирпичей, размолотых взрывом. Машины, стоявшие перед особняком, были разбиты вдребезги. Кругом валялось множество Железных крестов, не врученных награжденным.

Уже в 1943 году начальник Центрального штаба партизанского движения назвал операцию в Харькове в числе десяти самых славных операций в тылу врага. «В Харькове при довольно сильном, многочисленном гарнизоне уничтожен карающей рукой украинских партизан немецкой пехотной дивизии вместе с генералом Брауном...»

Тогда еще нельзя было рассказать о чудо-мине...

Но вот о прекрасной девушке Светлане, потрясающая улыбка которой явилась генералу фон Брауну перед смертью, можно и нужно рассказать.

Побывав на бирже труда Харькова, помощник немецкого генерала гауптман Редель, увидев эту девушку, потерял покой и сон. Так что вскоре он привёз её в великолепный особняк генерала в центре города, разминированный минёрами Вермахта во главе с лейтенантом Берлахом. Красотка Светлана быстро навела порядок, чистоту и уют в покоях коменданта Харькова, так что он был просто потрясен, утром уйдя в комендатуру из захламленного помещения, а вернувшись к вечеру - оказался в прекрасном невероятно уютном месте.

Горел камин, навевая тепло и воспоминания о замке генерала, с кухни доносились чудесные запахи и вскоре фон Браун с удовольствием поглощал отличные сосиски и кислой капустой, слегка поджаренной - его любимое блюдо. Ну а рюмочка отличного французского коньяка ещё больше улучшила настроение генерала и он, остановив свой взгляд на стройных ножках милой русской фройлейн в накрахмаленном переднике, так возбудительно открывавшем в вырезе её высокую грудь, вдруг осознал, что совсем не хочет, чтобы она ушла. А тут ещё её потрясающая улыбка, которая совершенно свела фон Брауна с ума - с этой войной у него давно не было женщины.

Эта ночь с русской учительницей, свободно владеющей немецким языком в связи с окончанием три года назад Харьковского университета, была лучшей в его жизни. Вскоре все работники штаба военного коменданта города поняли, что их властитель точно счастлив - порой улыбка просто парила на его весьма довольном лице. Конечно, эту красивую фройлейн постоянно проверяли, но ни врачи, ни гестапо не могли сказать ничего отрицательного о ней. Ну а сам генерал постоянно чуть не сходил с ума от её улыбок, которые глубоко поразили сердце барона. Точно - седина в бороду, бес в ребро! Её сладкие поцелуи, упругая грудь, тугое тело, нежная круглая попка доставляли пожилому гер=нералу море удовольствия.

И если его "воин" не хотел становиться на боевой пост, то ловкий язычок и сладкие губки красавицы быстро заставляли этого "лентяя" выполнять свои обязанности. Ну а кончить в нежный ротик или обалденную попку девушки - барон чуть не терял сознание от потрясающего удовольствия. Теперь она часто ужинала за одним столом с генералом, напоминая ему свою нежную яркую дочь Гретхен, но не такую красивую. Даже грешные мысли часто посещали старого вояку - проверить, как будет в постели его дочь, так похожая на эту русскую красавицу. Эти вечера с русской девушкой Светланой были лучшими в жизни генерала.

Разве что пару раз в неделю красотка в сопровождении гестаповца относила небольшой свёрток своей матери на соседнюю улицу - объедки со стола генерала и по его разрешению. Голодно было в Харькове в те дни, почему не подкормить свою мутер.

И вот 20 ноября 1941 года, поздним вечером, прекрасно приспав размякшего от её улыбок и ласк генерала фон Брауна, Светлана выскользнула из особняка, стоявшего в окружении могучих дубов и лип, незаметная в своей тёмном одежде и вблизи похожая на монашку, потихоньку двинулась вдоль ограды. Небольшой кусочек арматуры, торчащий между прутьями, она повернула к себе, затаённым слухом услышав тихое гудение - включились электродетонаторы. Теперь мина ждала своего сигнала.

В 4 часа 15 минут 21 ноября на Воронежском радиоцентре находились генерал Князев и полковник Старинов - главные диверсанты РККА. И вот волна точно настроена, замкнулись контакты и радиосигнал понёс смертный приговор немецкому палачу.

На месте особняка осталась глубокая воронка, что зафиксировала америанская камера ААФ истребителя ЛАГГ-3. Ну а красивая девушка Светлана через два месяца занималась переводом трофейных документов в штабе партизанского движения. Вот только все офицеры штаба, узнав кто эта потрясающая красавица, до ужаса боялись её улыбок! Даже один стойкий и упёртый пленный подполковник Вермахта, узнав эту "фройляйн смерти", чуть не упал в обморок и сразу согласился на сотрудничество.

И только полковник Старинов, получивший орден Ленина за эту операцию, всегда с удовольствием целовал её нежные ручки. Засыпая вечером, полковник понимал, что его умнейшую голову посещают порой крамольные мысли - он бы с удовольствием поменялся места с фон Брауном. Побывать два месяца в постели с такой потрясающей молодой женщиной - больше ничего и не нужно в этой бренной жизни!