На маму свою, как на женщину, обратил я внимание, когда мне было лет восемнадцать. Точно не помню, но в этот год я как раз закончил школу. Скорее всего так и было. Да, точно, потому что моё совершеннолетие мы как раз отмечали у тётки.

К нам заехали материна сестра тётя рая с мужем и просто потребовали, чтобы мы с мамой поехали к ним в деревню хотя бы на недельку отдохнуть. Матушка отговаривалась, отнекивалась, да разве тёткиного мужа можно в чём-то убедить, если он что-то придумал. И вскоре мы уже утрамбовывались в машину. Машина у дядьки была чудом советского автопрома, старенький ушастый Запорожец.

Тётка на правах хозяйки села на переднее сиденье, а на заднее затолкали сумки, баулы и ещё всякие вещи. Нам с матерью осталось места чуток, так что ей пришлось сидеть у меня на коленях. Хорошо, что мама у меня ростом небольшая, хотя и пухлая. И потому весу в ней чуть да маленько. Запорожец наматывал километры, собирая своей подвеской все кочки, ухабы и рытвины. Маманя елозила у меня на коленях. А ехать ещё далеко, больше сотни километров. Хорошо, что попа у неё пухлая, прямо пуховая подушка.

Вот тогда у меня впервые и встал на маму. Скорее всего это было реакцией на механическое раздражение, производимое материными ягодицами. А может и нет. Обняв маму за животик, придерживал её. И это тоже было стимулом к стояку. Да ещё при каждом прыжке на кочках рука соскальзывала с живота и упиралась в груди, что свободно трепыхались под платьем, потому что мать не удосужилась надеть лифчик. Ей и не к чему. Её небольшие груди имели идеальную с моей точки зрения форму и совершенно не обвисли, как у других женщин с годами.

Хотя мама кормила меня грудью до полутора лет. И ведь чувствовала же, что хуй сына упирается в её попу, иногда попадая меж ягодиц и упираясь в промежность. А она будто и не замечает этого. Сидит, с сестрой разговаривает. А мне хоть волком вой. Ещё немного и кончу, спущу прямо в трусы, промочу их, а заодно и материно платье. Но миновало меня это позорище. Доехали.

Разгрузились, занесли вещи. Нас с матерью поселили на мансарде, которую рукодельник дядька смастерил из чердака. Не знаю, как там жить зимой, но летом самое то, просто прекрасно. Лестница на мансарду вела из сеней, так что при любом раскладе хозяевам не мешаешь, поднимаясь или спускаясь по лестнице. Лестница была довольно крутая. Мама, поднимаясь по ней, цеплялась руками за ступеньки, хохоча при этом и обзывая себя старой коровой.

После дороги умылись в летнем душе, сделанном из бочки и огороженным брезентом. Простенько, но для помывки хватает. А потом сидели за столом. Взрослые выпивали. Даже мне налили немного по настоянию дядьки. Мужик же, скоро, совсем скоро совершеннолетие. Вот и отметим в деревне.

На мансарде была всего одна кровать. Зато какая! Просто произведение гигантомании. На ней вдоль могло разместиться человек пять. Да и поперёк столько же. Нам с матерью этого было и за, и до, и ещё бы хватило. Мама особо никогда меня не стеснялась. Когда я был маленьким, она и в постель меня ложила с собой. Да и до сих пор мы иногда спим вместе. Правда у неё привычка спать без трусиков, в одной сорочке, и часто среди ночи она упиралась в меня своей голой попой, замёрзнув и ища во сне тепло. Но раньше меня это не особо напрягало.

А вот в этот вечер, точнее в эту ночь всё было иначе. Дневное приключение не позабылось и мамина попа, которую я увидел, проснувшись ночью, вновь возбудила. Я спать ушёл раньше, а взрослые ещё сидели за столом, разговаривая. И как мать пришла и легла спать не слышал. Не часто мне приходится алкоголем баловаться. И как она переодевалась, как под бок ко мне умастилась, тоже не помню. А тут мама лежит, сорочка задралась выше некуда, оголив зад, и я смотрю на эту красоту.

Да, мамина попа очень красива. Мы с ней часто ходим купаться на озеро и мама в купальном костюме ничем не уступает молодым девушкам. Фигура у неё та ещё. Да, от такого зрелища хуй у меня просто вскочил, налившись кровью. Внизу живота приятно заныло, а по телу пробежала какая-то дрожь. Потрогать бы попу, да боязно. Не то, что мама проснётся, а то, что сбрызну ведь, не стерпев такой муки. Или в трусы, или на простыню. И то и другое не совсем приятно. Еле уснул.

И всё-таки в трусы я спустил. Видимо ночью всё же приснился мне сладостный сон. Иной раз это бывает. Я не дрочу из принципа. Вот по какой-то причине неприятно мне это. Мама ещё спала и я бегом побежал, натянув сверху мокрых трусов трико, прямо в душевую. В утренней прохладе вода показалась очень тёплой. Стоя под душем прямо в трусах, отмывал следы ночного сна.

Возвращаясь домой, встретил тётку. Она уже по хозяйству гоношилась. Вскинулась, увидев меня

- Ты что, прямо в трусах мылся?

- Да нечаянно намочил.

- Так беги скорее домой, переоденься. А эти вон на верёвку кинь, быстро высохнут.

А как переоденешься, коли дома мама спит? Почему-то раньше не особо стеснялся. Мог и при ней переодеться, как и она при мне. А вот сегодня что-то засмущался.

- Да ладно, и так высохну. Лето же.

- А завтракать как? За столом в мокрой одёже?

- Ладно, переоденусь.

Поднялся наверх. Мама уже встала, одела халат, волосы расчёсывает.

- Доброе утро, мам!

- Доброе утро. Выспался? А что ты мокрый?

Мать заметила мои мокрые трусы.

- Да у них душ такой. Не успел раздеться, как вода полилась. Вот и промок. Ничего, высохну.

Мать тоже забеспокоилась, как бы дитятко не простыло

- Переодевайся сейчас же, быстро.

- Ну щас, ты иди.

Мама удивлённо приподняла брови

- Ты застеснялся? Маму? Ах ты, засранец! Быстро снял трусы. Вот на, держи сухие. Можешь отвернуться, стеснительный ты мой.

Отвернувшись, быстро стянул мокрые трусы, натянул сухие. Сверху шорты. Всё, я готов. А тут и тётя позвала за стол. Дядька уже ушёл на работу, завтракали втроём. Потом мать переоделась в купальник. Пользуясь халявным солнцем решила позагорать. Они с тёткой то в огород, то ещё куда и всё разговаривают. Давно не виделись. Да даже если бы и недавно, всё одно темы для разговора найдутся. Я тоже поделал что-то, о чём тётка попросила. А потом валялся на солнышке рядом с матерью и тёткой, решившими отдохнуть под открытым небом.

Вечером взрослые вновь сидели за столом, а я, взяв книгу, ушёл наверх. Они засиделись до самой ночи. Матушка поднялась наверх, пьяненько хихикая. Совершенно не стесняясь стянула с себя платье, трусы, выступила из них, взяла сорочку и надела её, упала на кровать. Буквально упала. Хихикнула

- Не сердись, Ну выпила немного.

Она притянула меня к себе, поцеловала в засос мокрыми губами. От неё пахло водкой и едой. Но, чёрт побери, наверное в первый раз мне был приятен этот поцелуй. Поцелуй пьяной женщины.А мать всё не отрывалась от меня, перебирая губами, засасывая мои губы, проникая ко мне в рот своим языком. Так она меня ещё ни разу не целовала, хотя бывало, что целовала в засос. Был бы посмелее, обязательно распустил бы руки. А она уже оторвалась от меня, легонько оттолкнула

- Всё, спи. Пьяная я, корова старая.

Я возмутился

- И никакая ты не корова. И не старая совсем. Ты вон какая красивая. И молодая совсем.

- Ох, спасибо, телёночек ты мой. Хоть ты меня порадовал. Правда красивая?

- Лучше всех.

- Спасибо, сынок! А сейчас обними меня и давай спать. Я правда пьяная.

Она повернулась ко мне спиной, прижалась. Сама взяла меня за руку и положила себе на живот, почти под грудь. Ещё чуть-чуть и прямо бы на титю. Согнула ноги и упёрлась попой в мой живот. Ну не такая же она пьяная, чтобы не почувствовать, что у сына не просто встал, подскочил и упёрся прямо в попу хуй. Ещё и потёрлась попой, подбирая удобную позу. И быстро засопела. А я ещё долго лежал, борясь с желанием стянуть с себя трусы и вставить маме торчащую штуковину в её писю. Или хотя бы меж ягодиц упереть. С тем и заснул. А ночью, видать во сне, всё же стянул с себя трусы. Иначе как бы так получилось, что мой хуй оказался в маме.

И не просто упирался в попу, а находился прямо в маме, в её писе. Иначе называть мамину писю просто не мог. К ней не подходило никакое похабное слово. И двигался, придерживаясь за её ягодицы. И мама, видимо во сне, двигалась мне навстречу, легонько постанывая. Что же ей снилось? Я затих, испугавшись. А вдруг сейчас мать проснётся , а тут такое? И она замерла.

А потом снова начала шевелиться , двигаясь мне навстречу, да ещё и, закинув руку за себя, начала подталкивать меня за задницу, принуждая продолжать свои действия. Плюнув на всё, ведь это всего лишь сон, иначе и быть не может, продолжил ебать маму. А как можно сказать другим словом? Трахать? Это ещё хуже. Какое-то пренебрежение к женщине. И вскоре кончил, спустил в маму. И лежал, прижавшись к ней. И она плотно прижала ко мне свою попу, вздрагивала изредка. Потом взяла мою руку и положила её на титю. Что-то пробормотала и засопела спокойно. Ну точно всё это во сне.

Утром проснулся, когда матери уже не было. Уже встала и ушла. А я со страхом увидел, что всё, что было ночью, происходило не во сне, а наяву. Трусы валялись где-то в ногах. Засохшая сперма слепила волосы на лобке. Простыня была в пятнах. Неужели мать ничего этого не видела? И как теперь? И что теперь? Но идти-то надо, тётка зовёт завтракать. Быстро натянул трусы, спустился вниз. мать весело о чём-то болтала с тёткой. Обе увидели меня

- Проснулся, соня-засоня? - спросила мама - Бегом умывать мордуленцию и кушать. Потом мы с тобой остаёмся на хозяйстве, а дядя Володя с тётей Раей в город поедут.

И на её лице никакого следа, неудобства или ещё чего от осознания того, что произошло ночью. Или она действительно не помнит ничего? А может быть и не помнит. И я радостно побежал умываться. Дурень,даже не подумал, что мать видела меня голым, что на простыни остались следы нашей связи, да и сама поди почувствовала в себе следы моего пребывания в виде той же спермы.

Проводив тётку с дядькой занялись работой. даже смешно называть это работой. Бросить зерна птице, вылить пойло поросятам, приготовить обед. Обед готовила мать, я был на подхвате. Мать, сварив, позвала поесть. Мы поели и пошли в полисадник под разлапистую черёмуху. Было жарко, а в тени дерева было нормально. Но всё равно я пару раз бегал в душ. И мама тоже. Она надела купальник. Купила недавно и до сих пор стеснялась его надевать, считая слишком откровенным. И правда чашечки лифчика едва прикрывали соски, а пара верёвочек трусиков едва держала лоскуток, прикрывающий лобок. А сзади третья верёвочка терялась меж полушариями ягодиц. Мама, надев этот купальник, критически осмотрела себя и спросила

- Ты не находишь, что мне надо бы немного подбрить здесь, - она указала пальчиком на волоски, торчащие из-под лоскутка ткани. - а то некрасиво торчат волосы. А я бритву с собой не взяла. Можно, я твоей побрею?

Да Бога ради. Я даже сам готов это сделать, только позволь. Но ведь не позволит. А мама по какой-то причине стала вести себя со мной раскованнее. Она и так никогда не стеснялась обсуждать со мной какие-то интимные проблемы, а сейчас просто поразила меня, советуясь в таких делах, будто я ей ровесник или даже муж. А она продолжала

- Или мне этот купальник совсем не идёт? Пожалуй слишком вызывающе. А ведь я не девочка. Это им можно сверкать голым задом.

Принялся убеждать её в том, что этот купальник ей очень к лицу, точнее к попе, точнее к телу.... А, чёрт, запутался совсем. Короче, он ей просто идёт. А волосики можно и убрать. И я даже попытался побежать за бритвой, да хорошо мать остановила

- Сын, сы-ын, успокойся. Я же не собираюсь это делать сейчас. Лучше схожу ополоснусь.

Попеременно совершая походы в душ, валяясь под деревом, занимаясь какими-то делами, не заметили, как день пролетел. Тут и родственники возвратились. А на завтра был праздник моего дня рождения.

За праздничным столом сидели мы с мамой, тётка с дядькой, ещё какие-то гости. Все уже подпили, уже подарили мне подарки и уже успели позабыть повод, по которому собрались за столом. А ещё позже прилично перепились и ближе к ночи начали расползаться по своим домам. Проводив гостей немного посидели за столом, разговаривая ни о чём. тётка увела ничего не соображающего дядю Володю в спальню и сама не вернулась оттуда. Когда мы зашли посмотреть что и как, они спали.

Он вдоль кровати, а она поперёк, положив голову ему на живот. Мы немного прибрали на столе, прикрыли полотенцами посуду, решив, что мыть ночью тарелки не совсем приятно. Мама попросила проводить её до туалета. Страшно, бабайки по ночам ходят. В деревне не совсем как в городе, фонари не горят, темнота. Я ещё похихикал, что вот в туалете кто-нибудь схватит маму за попу, выскочив из дырки и за это получил подзатыльник и приказ отвернуться, но далеко не отходить. Мама будет писять прямо здесь. А потом сторожил возле бани, пока она подмывалась. Хорошо, что у меня с собой был фонарик, который мне сегодня подарили. Водонепроницаемый, для рыбалки в самый раз.

Мама поднималась по лестнице к нам на бывший чердак впереди меня. А я подсвечивал снизу, чтобы она видела, куда наступать. И в какой-то момент заметил, что мать под платьем полностью голая. То есть совсем. Остановился

- Ма, а ты что.... ты это....ты без трусов?

- Я что, по-твоему, после бани должна на чистый зад грязные трусы натягивать? Не потеряла я их, не бойся. Вот они, в кармане. Или тебе неприятно смотреть на маму в таком виде? Ну что молчишь, скажи.

А что я мог сказать, если в горле ком и не глотается, и не уходит. Мама одной ногой стоит на одной ступени, второй на другой и получается так, что ноги раздвинуты и меж ними в свете фонаря хорошо видно её раскрытую писю. На приоткрытых губках поблескивают капельки влаги, в свете яркого луча серебрятся волосы, хотя я точно знаю, что они у неё там рыжего цвета.

- Ну, рассмотрел? Нет? А так?

Она шаловливо задрала подол платья, повернулась ко мне задом и наклонилась. Меж ног выставился пирожок сжатых губ.

- А так?

Она руками развела ягодицы, перед этим раздвинув ноги.

- Или так?

Повернувшись ко мне лицом, расставила ноги и развела губки руками. Я вначале не понял, ка подол платья держится задранным, потом дошло, что она его за поясок заткнула.

- Насмотрелся?

Протолкнув комок в горле, хрипящим голосом спросил

- А ещё можно?

- Тебе можно. Сегодня. И не только сегодня.

И она снова начала крутиться, соблазнительно выставляя на показ самые аппетитные части своего тела. Нет, сейчас я не сдержусь и точно её изнасилую. А мама, будто услышав мои мысли быстро побежала вверх по лестнице и пока я заползал наверх с торчащим и мешающим ходьбе хуем, уже стянула с себя платье и стояла посреди комнаты совершенно голая. Руки подняла вверх, сцепив их над головой, медленно поворачивалась вокруг себя, давая рассмотреть своё тело.

А потом мы сплелись на постели и не понять было где и чьи руки-ноги, губы терзали губы, руки ощупывали, гладили, ласкали тела друг друга. А потом я как-то незаметно оказался сверху мамы, упираясь руками по бокам из боязни придавить её совсем некрупное тело, а она медленно водила головкой хуя по раскрытым губам писи, крепко держа ствол в руке и не давая мне проникнуть внутрь, а губы шептали

- Потерпи, ну потерпи, дай я поиграю им.

Головка касалась раскрытых губ, скользила меж ними, ласкала клитор,хотя я и не знал что это такое и с чем его едят. Это позже, благодаря урокам мамы, изучил что там и для чего. А потом она просто приставила головку ко входу, убрала руку и айкнула, когда я вошёл в неё, провалившись сразу на всю глубину. Казалось, что если бы не лобок, весь бы туда влез. Туда, откуда в своё время вышел. Едва кончили, причём получилось одновременно, едва прошли судороги оргазма, начали ласки и поцелуи. А у меня стояк случился не проходящий. Ну заколодило и всё тут. И потому через некоторое время мы продолжили. Мама меняла позы, ласкала меня, как умела и могла, ничего не стесняясь и не боясь.

- Ничего запретного нет, если это не противно и не больно. Я его у тебя маленького столько раз целовала, а сейчас и в рот весь не влезет. Уй, дай ещё немного пососать. Никогда не могла сделать минет, а сейчас получаю такое удовольствие. Стой, ты куда это? Что ты делаешь? Сын, я же не подмытая. Ай, мама! Ну сы-ын!

Она выгнулась дугой, ощутив на губах своей писи мои поцелуи. Она громко стонала, закусив ладонь зубами, чтобы не закричать. А я неумело, но старательно, с любовью всасывал в себя её губы в сперме и смазке, старался протолкнуть язык в глубину влагалища. И пальцем помогал себе и ей. Это было безумие и длилось оно не один час. Так и уснули в переплетении рук и ног.

Хорошо, что проснулись до того, как встанет тётька. Все в засохшей сперме и маминых выделениях. Простыня комком. И проснулись как-то разом, одновременно. Мама потянулась, сладко зевнув, выгнулась. Титечки встали торчком. Провёл руками по её груди, животу, сжал руку на лобке. Она ойкнула, слегка раздвинула ноги. Пися была липкой. Ну и что. Полез на маму.

- Нет, нет, на бок лягу, а ты сзади. Вдруг Райка войдёт. И прикройся.

Плавно, не спеша проникал в мамину писюню. Она постанывала от удовольствия, подаваясь навстречу. Приподнимала и опускала ногу, то освобождая меня из плена, расслабляя сжатое влагалище, то снова беря в плен, крепко сжимая его. о вот мне показалось, что в головке что-то засвербило, что-то начало её распирать

- Ма, я сейчас кончу.

И я заторопился, всё быстрее вгоняя в маму ствол

- Кончай! Ай! Уммм! А-ах! Сссу-ука!

Она сжалась, тело затрепетало, ноги, сжавшись, взяли меня в сладостный плен.

- У-у, поросёнок! мамау до оргазма довёл. Рад?

Целуя шею ответил

- Рад.

- Ну и дурак. теперь будешь всегда так делать. И попробуй хоть раз кончить раньше меня. И вставай давай, хватит валяться. Сегодня домой поедем.

В этот день мы никуда не поехали, нас просто не отпустили не смотря на все аргументы. Через пару дней дядька сам отвёз нас в город. А эти дни мы уже не совершали безумств по ночам. Крадучись, как мыши, чтобы не скрипнуть и не звякнуть, потихоньку еблись. А днём, если получалось, забивались куда-нибудь и мама быстро вставала раком, а я пристраивался сзади. Она смеялась

- Ну никакой половой жизни. Будто подростки по закуткам. И не дать тебе, так потом на раскорячку ходить будешь. Спускай уж.

Дома, едва проводив дядьку, рванулись в спальню, срывая с себя и разбрасывая одежду. А потом наступило безумство. Мы прерывались лишь для того, чтобы попасть в туалет и сходить поесть. А всё остальное время не вылезали из кровати. Откуда только что бралось. Хуй стоял и стоял, не падая. А потом наступило умиротворение. Никто не мешает, никто никуда не гонит. Просто наступило пресыщение.

Началась нормальная жизнь. Мы занимались любовью, ходили в кино, в магазины, снова занимались любовью. Мама говорила, что мы как два молодожёна. По крайней мере у меня так и было. Как-то лежали с ней, отдыхали, она завела разговор

- Скажи мне, я ведь у тебя первая женщина.

- Да.

- Это хорошо.

- Что хорошо.

- Хорошо, что первая. Неизвестно какая бы тебе попала. А так я тебя научила всему, что знала сама. Теперь мне не стыдно будет и женить тебя.

- Ты что говоришь, мне и с тобой хорошо.

- Это до поры-до времени. Всё равно тебе когда-нибудь надо будет жениться. Но пусть твоя жена не обижается, что ей придётся делить тебя со мной.

- Ма, да когда это будет и будет ли вообще.

- Будет, сын, будет. А пока ты со мной, не мог бы ты...Ой, да! Именно это! Как же сладко ты меня там целуешь! Сын! Сы-ын! Сыно-ок!