Сумерки наступили по-летнему внезапно. Через каких-то 10 минут трудно было разглядеть лица выпускников, торжественно выстроившихся на своей последней лицейской линейке. Жара понемногу спадала. В темных зарослях спорыша, густо покрывшего запущенный газон, затянул свою извечную песню ночной скрипач - сверчок. Из окон близлежащего студенческого общежития осыпал всех отборными американскими ругательствами "белый парень" Эминем. Заглушая его изысканную речь, из динамиков на лицейском крылечке гремел гимн Независимого государства:
     "Душу й тіло ми положим за нашу свободу!.." Странное трио!
     Я смотрел на взволнованных девушек, разряженных в платья самых торжественных и невообразимых фасонов, на парней, неловких и скованных в строгих вечерних костюмах. Лица их были радостными, веселыми. Но за веселостью этой крылась какая-то непривычная обреченность. Как-то неожиданно, в одночасье повзрослели мои одноклассники и одноклассницы... Интересно, я тоже выгляжу старше обычного?
     - Торжественное собрание, посвященное окончанию 11-го класса разрешите считать закрытым! - директор Лариса Макаровна как бы опустила занавес над официальной частью праздника.
     Словно повинуясь какому-то незримому сигналу, выпускники заспешили к ожидавшему неподалеку автобусу. Минута - и места в стареньком ЛАЗе, явно не рассчитанном на столько пассажиров, не осталось. Меня крепко придавили к стенке. Двери с натугой захлопнулись, и мы тронулись.
     Было много поворотов, светофоров и ухабов, пока мы наконец не остановились у цели нашего путешествия - кафе "Метро". Мы вышли из автобуса, сразу же рванувшего с места и скрывшегося за поворотом, и бестолково затоптались на тротуаре. Мое внимание привлекли наши девушки. Фигуры у них уже сформировались, и я невольно залюбовался тонкими талиями выпускниц, их стройными округлыми бедрами и молодыми острыми грудками, вздыбленными корсетами и лифчиками разнообразных конструкций.
     — Эй, Миша, пошли фоткаться! — Веселый крик одноклассника вывел меня из задумчивости.
     У крыльца уже собиралась компания: 5 девушек и 3 парня. Завуч Тамара Маркиановна настраивала навороченный цифровой фотоаппарат, пристально вглядываясь в экран. Я подошел к ребятам и пристроился где-то с краю. Лишь бы влезть в кадр...
     Внезапно мне показалось, как чья-то рука нежно но уверенно обняла меня за плечи. Да, так и есть, меня приобняла Женя Романова. Ах, Женечка! Знала бы ты, как мне приятно это твое прикосновение! Знала бы, сколько раз я видел тебя в самых сладких из моих снов... Летней молнией сверкнула вспышка. Все окружили учительницу, рассматривая получившийся кадр. Мы с Женей тоже подошли поближе. На том расстоянии, на каком находилась она от меня, я отчетливо уловил аромат дорогих духов. И где она только их достала? Уж точно не в своей заводской Гордеевке! На ней было голубое платье – достаточно открытое, чтобы дать волю фантазии, но и достаточно закрытое, чтобы не быть вульгарным. Наклонившись над экраном цифровика, я нечаянно задел ее грудь. Поспешно отдернул руку, как от горячего. Она посмотрела на меня – весело и совсем не сердито.
     — Извини, пожалуйста. — только и сумел выдавить из себя.
     — Ничего. — Голос ее звучал почти игриво, а серо-голубые глаза смотрели в упор, словно прожекторы, высвечивающие потаенные уголки моей души.
     14 крутых ступенек вело в главный зал кафе. Смеясь, расселись мы за столики. Тамада казалась женщиной средних лет, усталой и изрядно поблекшей. Она очень быстро потухла, как догоревшая свеча, предоставив выпускникам развлекать себя самим. Я налил себе в бокал немного «Шардене» и посмотрел направо. Там Евгения в кругу подружек заразительно хохотала за стаканом фруктового сока.
     Начинались танцы. Ди-джей, такой же невыразительный, как и тамада, хотя и не уклонявшийся от прямых своих обязанностей, поставил Confessa Челентано. Пары сформировались моментально. Каждый парень заранее отметил понравившуюся девчонку, и теперь, подогретые вином, кавалеры приглашали дам, хихикавших и разыгрывавщих из себя юных Наташ Ростовых. Я подошел к Жене и, потупив глаза, предложил потанцевать. Она, как ни странно, согласилась. На лицейских дискотеках у нее всегда находилась подходящая отговорка для меня – для меня одного! А сейчас, обняв ее за талию, я чувствовал, что уплываю куда-то под чувственное пение итальянца. Прижимаясь к ней, я ощущал упругость ее груди, чувствовал, казалось, даже через рубашку ее твердые соски. Отдавшись этому сладостному ощущению, я не заметил, как песня кончилась. Прочувствованный баритон уступил место стереотипному блеянию какого-то «Комбината-126» или чего-то в этом роде. Быстрый ритм заставил меня снять пиджак и развязать галстук – в них стано