Копирование и распространение
без разрешения автора запрещено!
Глава 8.
     Тетрадь Димы     - За что она тебя так? - спросил я Славика, когда мы уже были в палате.
     - Глубоко засунул.
     - Что засунул? - недоуменно спросил я.
     - Вот это, - он поднял руку и выразительно пошевелил указательным пальцем.
     Наверное, вид у меня был самый дурацкий. Сидевший на соседней койке Сергей громко рассмеялся, затем задумчиво произнес:
     - Да ты, вероятно, совсем не опасен для девочек.
     - Почему это? - не понял я.
     - Ну, у тебя еще нет того, отчего могут быть дети.
     - Чего нет?
     - Чего, чего. Спермы, чего же еще, - тихо сказал он.
     - Есть, - ответил я, не задумываясь.
     - А я думаю, нет.
     - Почему ты так думаешь?
     - Сер ты очень в этих вопросах.
     - Это не связанные вещи.
     - Еще как связанные. А чего ты волнуешься? Если есть - докажи.
     - Докажу.
     - Докажи.
     Почему я завелся? Не знаю. Наверное, надо было промолчать, да и все. Но теперь отступать было некуда. Разговор слышали многие, если не все. Я должен был доказать. Но как?
     В палате словно забыли наш спор. Славик неторопливо расстилал простынь, Сергей рассматривал в зеркальце свою физиономию. Чуть поодаль пацаны играли в шашки. До отбоя оставалось полчаса.
     Я стал взбивать подушку. Разделся, лег мордой к стенке. Прикрыл глаза. Все события сегодняшнего дня пробежали передо мной. Собственно, сегодня ничего и не было, кроме тех неведомых прежде ласк, которые позволила мне Марина.
     Я вспомнил все, что между нами было. Пережитое волнение вернулось. Я опустил руку, коснулся своего разгоряченного, восставшего петушка. "Давай помоем твой петушок", говорила мне в мама, когда я был совсем маленьким. Теперь он был большим и твердым. Как такое получается? Если его вставить в тело девочки, ей же будет страшно больно. Но пацаны говорят, что им, девушкам это очень приятно, не меньше, чем нам, парням. Так, как вот мне сейчас. Я делал свое дело тихо и незаметно. Вспомнилось все. И то, что было, и то, чего не было.
     Вообще, я редко это делаю. Говорят, это вредно. Но иногда бывает такой нетерпеж, что это единственный способ сбросить напряжение.
     Кульминация приближалась. Вот сейчас. Вот почти.
     Я повернулся лицом к палате. Сергей все разглядывал себя, ненаглядного.
     - Иди сюда, - сказал я и не узнал свой голос.
     Он послушно встал и шагнул ко мне.
     - Смотри.
     Он, видимо, не понял и слегка наклонился надо мной.
     - Смотри, - и я отбросил простынь.
     Он успел откинуться вбок, иначе бы сильная, тугая струя, вылетевшая из моего петушка попала бы ему в лицо. Фонтан получился почти на метр вверх, не меньше.
     - Ни хрена себе! - изумленно рявкнул Сергей.
     В палате наступила гробовая тишина. Потом кто-то хихикнул. Я прикрылся. Теперь мне было все равно. Приятное расслабление охватило все тело.
     - Как у племенного жеребца! - Сергей смотрел на меня ошарашенно.
     Затем он строго посмотрел на остальных пацанов. Смешки прекратились.
     - Вот это доказал, так доказал, - рассмеялся Сергей. Он уселся на кровать.
     Я почувствовал, что взмыл вверх по иерархической лестнице этого курятника. Выше был только Сергей. Даже Славик с его мануальными талантами сполз вниз.
     - Ночь, мальчики, ночь, - влетела медсестра и выключила свет.
     - Вот лягу мимо кровати, будете отвечать, - закричал Сергей.
     - На ощупь, мальчики, ложитесь на ощупь.
     - Тебя бы сейчас на ощупь, - тихо пробурчал Сергей и улегся.
     Он лег лицом ко мне. Луна светила в окно, и мы хорошо видели друг друга.
     - Ну, как Маринка? - спросил Сергей шепотом.
     - Нормально, - также тихо ответил я.
     - Ты, главное, не робей. Ты с девочкой еще никогда?
     - Что - "никогда"?
     - Палочку еще никому не кидал?
     Этот жаргон был мне известен. "Кинуть палочку" - значит овладеть девушкой. Высший шик - это "кинуть пару палочек". Еще лучше не "палочек", а "палок", так, вроде, солиднее. По-взрослому.
     - Нет, не кидал, - ответил я честно.
     - А я кидал, - сказал он.
     - Много? - не удержался я.
     - Нет, три раза. К нам приезжала девушка из Москвы. Так вот с ней.
     - А здесь что же?
     - Да вот, не дает пока. Стонет, скулит, дрожит, а не дает.
     - Расскажи про ту, из Москвы.
     - Она на год старше меня. Красивая. Ходили мы с ней недели две. Целовались, лапать давала везде. Стал ее уговаривать, давай, мол. Темнела лицом, не давала. А я все лезу со своим. Стали в лесок прогуливаться вечерами. Однажды почти раздел ее, но все равно не дала. Потом как-то шли с танцев, это довольно далековато. Обнял я ее, а она дрожит вся. Словно кто толкнул меня. Повел я ее в сторону от дорожки. Кустики небольшие, кинул пиджак на траву, обнял ее, целую, а она на ногах не стоит. Усадил я ее на пиджак, давай скоренько раздевать. А она, представляешь, дрожит вся, так, меленько. Стал снимать с нее трусики, а она не сопротивляется. Ночь светлая, как сегодня. Трусики на ней белые, в цветочек, как сейчас вижу. Навалился я на нее, стаскиваю с себя брюки, она молчит, ни слова. Развел ей ноги, тронул рукой ее там внизу, а она влажная вся, ты себе не представляешь. Тычусь, тычусь, попасть не могу. И вдруг она берет меня за это дело и сама в себя направляет. Я чуть не спустил от ее прикосновения. И так хорошо вошел. Ну, а потом уже сплошной кайф. Это не описать словами.
     - Вы предохранялись?
     - Нет. Первый, раз нет. И думать об этом не думал. Я представляешь, считал, что вся процедура проходит молча, но она через некоторое время стала так громко стонать и охать, что я даже испугался, не услышит ли кто-нибудь нас с дороги. Слава богу, никого не было. Потом вдруг как начала кусать меня в плечо, выгнулась вся дугой, трясет ее всю, стонет в голос, стучит по моей жопе пятками, какое там, предохранение, пришла моя минута, извергся я в нее со страшной силой, как ты сегодня, и мысли не было, что нужно прерваться или еще что. Это на следующий день, когда я снова стал ее заваливать, она говорит мне, вот, надень это, и достает из кармашка юбки пакетик. Честно, сказать, неудобное это дело. Без него лучше. И кайф сильнее. Но нельзя же думать только о себе. Стал надевать. Она лежит, ждет. Юбка задрана, ноги раздвинуты, живот голый. Одел, навалился на нее. Вошел, делаю свое дело, вроде все путем, а сам думаю, хоть бы не порвалась эта гадость. Но все равно, хорошо получилось.
     - Она была девушкой?
     - Ну, что ты говоришь! Потом она мне рассказывала, что у нее в Москве есть жених, но он ее, как она говорила, не удовлетворял, как мужчина. Она ска- зала, что, вот с тобой, Сережа, мне хорошо, женись на мне.
     - Ну и?
     - Что "и". Уехала через три дня. Еще разок побывали мы с ней на нашем месте.
     - Письма писала?
     - Нет. Да что я ей. Там, в Москве найдет себе сотню таких же или получше.
     - Да, повезло тебе.
     - Я говорю тебе, не дрейфь, они сами этого хотят.
     - Но у тебя ведь здесь не получается?
     - Ну, не всегда же так сразу. Потом, не исключено, что она целка. Тут будет посложнее.
     - А Марина? С ней у меня может получиться, как ты думаешь?
     - Не знаю. Понимаешь, они все здесь, как сказились. Жмемся с ними по вечерам до полуобморока, а как до этого дела, так ни-ни. Сожмет ноги и баста. Пацаны извелись все. Девки же сами придумали эти одеяла к телевизору. Но ничего, я ее так не оставлю.
     - Кого?
     - Ну, Ольгу, с которой я. Ты спишь, что ли?
     - Почти.
     - Ну, спи, спи.
     - Если комары позволят.
     Утро принесло тяжелую утрату.
     Нет, никто не умер.
     Просто Марину выписали.
     Она зашла в нашу палату, одетая с иголочки, белая блузочка, короткая юбка. Принцесса, да и только. Она поцеловала каждого пацана в щеку, а меня еще и в губы. Потом уже на пороге помахала нам ручкой. Я чуть не разревелся. Я стоял у двери и смотрел, как она уходит по больничному двору, как ветер развевает ее волосы, как взметнулся низ ее короткой юбки, обнажив на мгновение стройные бедра, те самые, что я так страстно ласкал вчера вечером. Рядом с ней шла ее мама, совсем еще молодая женщина, и я подумал, что скоро Марина вырастет и станет такой же красивой и привлекательной дамой, что у нее будет муж, будут дети, будет своя жизнь. Вспомнит ли она меня хоть когда-нибудь?
     Хоть когда-нибудь.
     Мне казалось, что я ее никогда не забуду.
     Вечером я не пошел в красный уголок. Это казалось мне предательством по отношению к Марине. Кино кончилось, пацаны вернулись, но не все. Сергея не было. На мой недоуменный взгляд Славик сделал баранку из указательного и большого пальцев левой руки. Затем он воткнул указательный палец правой руки внутрь баранки и совершил пару возвратно-поступательных движений.
     Меня обдало жаром.
     Это движение всем известно. Вероятно, оно интернационально.
     По значению. По смыслу. По силе. По доходчивости.
     Неужели?
     Я не мог заснуть. Я так завидовал Сергею. Как легко он живет.
     Неожиданно мне приспичило. Я встал и вышел из палаты. В коридоре было темно. Где-то посредине слабо горела небольшая лампочка. Я заскочил в туалет, отлил. Вышел в коридор и этот момент увидел их. Они вышли из какой-то комнаты в том конце коридора. Они шли, даже не держась за руки. Затем она резко пошла вперед, а он подотстал. Я юркнул в палату, улегся на свою кровать. Сергей зашел через минуту. Я притворился, что сплю. Сергей упал в кровать и сразу заснул. Я смотрел на его лицо, освещенное бледным лунным светом и думал, неужели ему сегодня удалось, а если удалось, то почему он так крепко спит.
     Ведь надо петь и плясать. И благодарить судьбу за такую лафу.
     Но он дрых, как сурок.
     Утром я безошибочно подошел к той двери, из которой они вышли вчера ночью.
     Это был небольшой чуланчик, где хранились матрацы. К нему вела дверь из коридора, это была, собственно, дверная коробка без дверей, маленьких тамбур и дверь в чулан, которая закрывалась изнутри на крючок.
     Матрацы лежали в три ряда, штук по десять в стопке. Я смотрел на матрацы и думал, на котором из них это могло произойти, если это вообще произошло.
     Никаких следов не было.
     В течение дня я смотрел на Сергея и Олю и не заметил никаких признаков того, что их отношения вступили в новую фазу. Вечером я снова не пошел в красный уголок.
     - Ты чокнулся что ли? Пошли, - звал меня Сергей.
     - Нет, не сегодня, - отвечал я.
     Снова, как вчера, пацаны веселой гурьбой вернулись из красного уголка.
     И снова Сергея не было. Теперь я уже не спрашивал Славика ни о чем.
     Медсестра сыграла отбой, выключили свет, но мне не спалось.
     Мне трудно дать отчет в своих дальнейших действиях. Я встал и вышел в коридор. Осторожно, стараясь не топать, я пошел в сторону чуланчика. Тихо, как кошка, я вошел в тамбур чуланчика. Внутренняя дверь была закрыта. Естественно.
     Я прислушался. Кто-то возился в чуланчике. И вдруг я ясно и отчетливо услышал фразу, которую никогда не забуду. Чтоб воспроизвести ее необходима небольшая преамбула.
     Есть девушки, у которых рот бантиком. Их совсем мало. Еще меньше девушек, у которых ротик остается бантиком, даже тогда, когда они разговаривают.
     Речь их при этом - голос, тембр, дикция становятся неподражаемо уникальными. Это легко воспроизвести. Попробуйте, сложите рот бантиком и скажите фразу. Главное, в продолжении всей фразы рот должен оставаться бантиком. Итак, например, фраза "Марья Ивановна, а Вовка списывает". Говорим. Рот бантиком.
     Еще разок.
     Получилось? Ну, а теперь то, что я услышал. Главное, ротик бантиком.
     - Марья Ивановна... Тьфу, черт, далась мне эта Марья Ивановна.
     Итак, то, что я услышал - еще разок, рот бантиком. На счет "три-четыре".
     - Ты что, уже кончил, что ли?
     Рот бантиком, ангельский голосок. Словно из недавнего детства.
     Только слова такие взрослые.
     Я вышел из тамбура и быстро пошел по коридору с сторону своей палаты.
     Сергей подвалил минут через десять. Он уселся на кровать и стал лениво раздеваться.
     - Ты - как кот после блядок, - тихо сказал я.
     - Не спишь, что ли? - спросил он радостно.
     - Нет. Ну, как у тебя дела?
     - Класс.
     - Что? Не томи душу.
     - Ты только никому, - он опасливо оглянулся.
     - Не боись. Могила.
     - Кинул палочку.
     - Да ну?
     - Да. И вчера, и сегодня.
     - Она была целкой?
     - Да нет вроде бы.
     - Ты что, не понял?
     - Понимаешь, место такое, что приходится все делать молчком, она вроде бы и пискнула в первый раз, но так, неявно.
     - Здрасте, разве это определяется по писку?
     - Нет, конечно. Ну, то, что ты имеешь ввиду я не почувствовал. Толкнул и уже в ней. Но разве это главное?
     - Ей понравилось?
     - Да, особенно вчера, в первый раз. Сегодня я что-то поторопился.
     - В смысле?
     - Ну, похоже, она не кончила.
     - Так пойди, заверши начатое.
     - Ну, ты весельчак. Сам бы попробовал в таких антисанитарных условиях. Я накачиваю ее, а сам только и думаю, хоть бы не застукали, хоть бы не застукали. А она, наверное, и подавно не может расслабиться.
     - Тяжело тебе.
     - Кончай подкалывать. Сам-то что, так и будешь жить воспоминаниями?
     - Не знаю.
     - "Не знаю", "не знаю". Столько девок, а ты распустил нюни по Мариночке.
     - Слушай, а Ольга не боится залететь?
     - Не-а. Она говорит, сейчас неделя такая - можно по полной программе.
     - Ей когда выписываться?
     - На той неделе.
     - А тебе?
     - И мне.
     Он укрылся простыней и сладко зевнул.
     - Ну, все. Спать хочется нестерпно. Бай-бай, - он зевнул еще раз.
     - Пока. Счастливчик.
     - Угу. Ты давай, не теряйся. А то не будешь знать, как с невестой обращаться.
     Заснул он мгновенно. Впервые в моей жизни встретился человек, который так искренне рассказывал о своих любовных похождениях. Я был ему благодарен. Я, как губка, впитывал его рассказы, я наполнялся ими. Большой и сильный, он был еще и на редкость добродушен. Его любили все - и пацаны, и врачи, и медсестры, и девочки.
     На его откровенность я ответил своей откровенностью. Я рассказал ему про Ирку, про Вовку, про кино. Нашел, чего переживать, расхохотался он. Я тоже невольно поддался его настроению и рассмеялся.
     Когда он выписывался и, обходя палату, жал каждому из нас лапу, я чуть не расплакался.
     Наверное, я сентиментален.
     Тетрадь Наташи
     Вот и кончилось лето. Приподнятое настроение первого учебного дня оказалось испорчено - нам дали нового физика. Какой он, новый, никто не знает, но вот прежнего мы все очень любили. Кроме физика, у нас новая немка. Тут нам не везет вообще хронически: за пять лет изучения - пять разных учителей. В том году была такая карикатура, что не описать словами, наша немка была картавая, мы и по-русски ее плохо понимали, что уж говорить о немецком.
     Новый физик - серость, это стало ясно с первого дня. Он не нашел ничего лучше, как читать вслух учебник. С задних рядов стали подхихикивать. Игорь, язва, стал тоже читать учебник вслух, вторя физику, те же строки, только совсем тихо, получился смешной бубнеж, теперь рассмеялись почти все.
     В результате физик разозлился и выгнал Игоря с урока.
     Зато немка у нас - всем на загляденье. Совсем молоденькая, она только в прошлом году закончила школу (не нашу, правда), не прошла по конкурсу на иняз, и ее определили к нам в учителя. Она очень старается, но есть проблема, пацаны так жадно ее рассматривают, что она, в итоге, смущается, а они еще больше наглеют. Она, конечно, очень красивая, но, помимо этого, она еще и классно одевается. Все так продумано, так модно, но ее короткие юбки сильно смущают наших мальчиков.
     Они, наши мальчики, за лето так выросли, особенно Игорь, Мишка, Лешка.
     Даже Димочка подрос, но в строю, на физкультуре, он все равно последний. К нам пришла новенькая, и мымра посадила ее с Димкой. Он доволен, как слон.
     Девочки тоже сильно изменились. Ленка стала вообще, как взрослая.
     Лидка со мной не разговаривает. Ну и пусть. Я ничего ей не должна.
     После того злополучного свидания, когда какой-то тип нас напугал, мы с Мишкой больше не встречались. Он уезжал к тетке и вернулся, едва не опоздав к первому сентября.
     Первый учебный день очень важен. Определяется, кто с кем будет сидеть. Классуха пытается влиять на этот процесс, но это получается у нее жидковато. Димочку и новенькую она одолела. Остальные сели - кто как хотел. Мишка сел позади меня. Я села с Тоней. Димка с новенькой на последней парте. Игорь с Вовкой напротив меня, в другом ряду.
     - Завтра нужно три человека в библиотеку для систематизации книг. Шишкина, Осипов, кто у нас еще красиво пишет, давай ты, Степко, пойдете туда после второго урока. Осипов, ты за старшего, вот тебе ключ.
     Классуха любит командовать. Она никогда не спросит, а хочет ли Шишкина перебирать книги, хочет ли она это делать вместе с Осиповым. Чапай в юбке. Она не дает нам покоя со школьной формой. В других классах попроще. Мы же ходим в форменных платьях и фартуках, как дореволюционные гимназистки. Вот только с длиной юбок ей совладать не удается. Такие купили, отвечаем мы в ответ на все ее требования удлинить и расширить. Нечего удлинять, вот, смотрите, остался всего сантиметр, только на кромку и хватает.
     Такой вот маразм. И он крепчает.
     Хорошо хоть не проверяет, какого цвета у нас трусики.
     - Ну что пойдем? - спросил Мишка.
     - А куда деваться?
     - Как ты живешь? - спросил он заботливо.
     - Тихо и незаметно.
     Он рассмеялся и отошел в сторону. Я почувствовала на себе чей-то взгляд, подняла голову - с другого конца класса на меня внимательно смотрела Лидка. Наши взгляды встретились. Секунду, другую в воздухе мелькало электричество ревности, потом мы почти одновременно отвели глаза в сторону.
     - Оденься потеплее, ночью шел дождь, - сказала мама утром.
     - Так тепло же еще.
     - Нет, после дождя прохладно, одень чулки. Отцу скажу.
     - Мамочка, не используй папочку в качестве пугала. Это нечестно.
     - Не умничай. Одень, хотя бы тонкие.
     - Мамуля, сжалься, на дворе пятое сентября, какие могут быть чулки.
     - Заболеешь, будешь знать, - неохотно отступила мама.
     - Буду знать, буду знать, - обрадовалась я.
     Библиотека у нас в подвальчике. После второго урока Мишка, Катя Степко и я двинулись на дело. Систематизация - это расстановка книг по темам и по алфавиту. А еще их нужно протереть. Мы возились уже больше часа, но только-только подобрались к Пушкину. Катька работала, стоя на лестнице-стремянке, и это меня раздражало. Собственно, раздражало другое, вынув книжку, она требовала, чтоб Мишка принял ее у нее. И Мишка подходил, и я видела, что он смотрит ей под юбку. С неподдельным интересом.
     - Братцы, - вдруг обратилась к нам Катька, - а можно я немного сачкану?
     Я внимательно посмотрела на Мишку.
     - Сачкани, отчего же не сачкануть, - сказал Мишка.
     - Вот ладушки, вот ладушки, мне так домой надо, представить себе не можете!
     - Можно подумать, нам не надо, - пробурчала я.
     - Наташенька, в следующий раз ты сачканешь, ладушки, а?
     - Катись ты, - я не любила ее слащавости.
     Она стала спускаться. Придержи меня, капризно заскулила она. Мишка подскочил и придержал ее. Придержал так, что впору было давать по морде, но она только захихикала. Вот сучка! Да и он хорош, джигит.
     Мишка взял ключ и повел Катьку к выходу. Через минуту он вернулся.
     Мое сердце забилось в тревоге.
     Словно заведенная, я продолжала полировать обложку со светлым образом классика. Мишка подошел и стал сзади. Стоит и молчит. И я молчу.
     - Наташа.
     - Что?
     - Ничего. Просто - Наташа.
     - Шестнадцатый год Наташа, что теперь?
     - Теперь? Теперь вот еще и я.
     Он положил ладонь мне на талию.
     - Еще и ты? Зачем так много? Еще и Катя.
     - Совсем немного. Можно, если немного?
     Он стал притягивать меня к себе. Он прижал меня и уткнулся носом в мою шею.
     - Наверно, нельзя, - ответила я, пытаясь оттолкнуть его руки.
     - Это почему же?
     - Потому что вы находитесь в среднем учебном заведении и не должны...
     Его ладони легли на мои груди. Он слегка сжал их. Перестань, прошептала я, Не перестану, ответил он. Совершенно неожиданно его руки скользнули вниз, он погладил мой живот и вдруг стал поднимать кверху мое форменное платье. Боже, что ты делаешь, перестань! Но он уже не слушал, я тесно сжала ноги, его лапа уже была прямо на трусиках. У меня сперло дыхание. Я почувствовала, что его пальцы скользнули под резинку, нет, только не это, мы уже хорошо освоили эту ласку, я знаю, что перестаю контролировать себя. Я уперлась руками в стол, я уже его не отталкивала, почувствовала его палец, боже, хоть бы не упасть...
     Я пыталась протестовать, когда он потянул книзу мои трусики, не надо, не надо. Сладкая любовная песня. И вдруг он отпустил меня, но лишь на минутку.
     Нервно и лихорадочно он стал расстегивать брюки и через мгновение снова прижался сзади. Он даже не целует меня, подумала я. Горячим и твердым он пытался протолкнуться между моих бедер, раздвинь ножки, услышала я...
     Но я услышала и другое. Кто-то колотил в дверь библиотеки. Стук, как спасение. Звук, как избавление. Я вырвалась из его объятий. Стучат, не слышишь, что ли?
     Впервые я увидела его обнаженным. Большой, вертикально торчащий член, куст густых волос вокруг, все что я успела заметить. Ужасно. Неужели это можно принять в себя без боли и страданий? Да он разворотит там все.
     Мишка поразительно быстро поддернул брюки и уже застегивал их. Одевайся, что же ты, прошептал он мне. Иди, открывай, ответила я. И он ушел. Я моментально привела в порядок свою одежду. Щеки мои пылали. Я подошла к книжной полке, схватила первую попавшуюся книжку и стала остервенело тереть ее тряпкой.
     - Вы что, не слышите что ли? - завучка смотрела на меня строго и сердито.
     - Совсем не слышно, Екатерина Федоровна, - пролепетала я.
     - Звонок нужно поставить на дверь, - добавил Мишка.
     - Хорошая идея, сходи к завхозу, скажи, что я велела поставить сюда звонок.
     - Ладно, скажу.
     - Сейчас иди и скажи.
     Мишка ушел. Завучка уткнулась в какой-то талмуд, оказывается, она пришла с проверкой. Она долго хрюкала, выписывая себе в тетрадь какие-то бесценные цифры. Уже вернулся Мишка, пришел разбуженный им завхоз и с тихими матерками стал мостить на дверь замок, а она все бормотала и бормотала свои заклинания.
     Мы с Мишкой перешли в дальний конец библиотеки, к ненавистной советской классике. Поняв, что завучка нас не может видеть, Мишка обнял меня, стал гладить, это были уже совсем другие ласки, я чуть не засмеялась, вспомнив, как в прошлом году одна моя одноклассница в ответ на предложение сходить в лес с мальчишками, сделала круглые глаза и зашипела, как можно идти в лес с мальчиками без педагога! Теперь педагог был с нами, в семи метрах от нас. Она наш ангел-хранитель, и все, что мы молча, стараясь не издавать ни звука, делаем под сенью этой благодати, все это словно одобрено ею, старой и строгой женщиной, нравы соблюдены, все пуговицы застегнуты, воротничок беленький, форма наглажена, в фартучке чистый платочек, он понадобится чуть позже, вот только платье немного смято спереди, вот только рука скользит по голым бедрам вверх-вниз, и касается так сладко и нежно, что впору застонать в голос, но мы молчим, и вот уже он находит мою ладонь и тянет к себе, и она послушно следует за его рукой, ах, вот оно что, под моими пальцами то чудо, что я уже видела сегодня, какое оно горячее и твердое, словно живое, ах, вот как надо, вверх, затем вниз, вот как, и я двигаю ладонь так, как он хочет, а он делает своими бесстыжими пальцами так, как я хочу, хочу, но боюсь признаться даже себе самой, меня словно лихорадит, словно электрический разряд, я сладко дрожу и продолжаю непроизвольно двигать своей ладонью так, как он показал и вдруг, о ужас, он дергается и моя ладонь наполняется густой, горячей жидкостью, боже, зачем так много, я раньше думала, что бывает совсем капелька, а тут столько, где мой платочек, теперь он нам нужен позарез, и мы возвращаемся в мир, который покинули, где наша надсмотрщица, где наш часовой, где наш глуховатый гений, она все также бубнит свои цифры, она так никогда и не узнает, что мы улетали от ее всевидящего ока, совсем не надолго, на короткую вечность, в далекую сказку, к Адаму и Еве, к ним, первым грешникам, к ним, нашим первым учителям, чтоб они благословили нас, их робких учеников.
     Тетрадь Игоря
     Конец сезона подошел незаметно. Закрытие лагеря было грустным. Как и в первые дни пошел дождь. Только теперь он был холодный и мелкий. Осень на носу. Пионеры, отягощенные сумками и рюкзаками с сувенирами в виде камней, ракушек, и несчастных высушенных крабов, весело галдя, расселись по автобусам и уехали.
     Лагерь осиротел в один час.
     После истории с Тамарой у меня не было ничего такого, что заслуживало бы внимания. Правда, еще дважды я пас Зину и физрука, но это такая темная часть моей жизни, что я лучше расскажу о своих опасениях в другой раз.
     Денег за свою работу я получил совсем немного. Оказывается, много проел. Зина получила побольше и была очень довольна. Пиши мне, сказала она и дала свой адрес. Я дал ей свой. Не напишет же.
     Домой я вернулся вечером и первой повстречал Наташку. Она так похорошела. Какое длинноногое создание! Кажется, что ее ноги растут откуда-то из плеч. Собственно, она всегда была красивой и нравилась мне, но теперь она стала какой-то более женственной, что ли. Во-первых, я не мог отвести глаз от ее груди. Такие классные пирамидки! Платье совсем короткое, а ножки такие стройные, что мой первичный половой признак пришел в движение, и я боялся, что она это заметит. Мы обменялись буквально парой фраз, и она, крутнувшись на каблуке, затопала по своим делам, а у меня перед глазами долго еще стояла картинка: ее короткая юбка, разлетевшаяся веером вокруг бедер, и, мелькнувшие на мгновение, маленькие, белые трусики.
     Нам дали двух новых учителей. Физика и немку. Физик - дуб. А немка - во! В смысле внешних данных. Мишка сразу заволновался, ты видел, какие буфера? Что у меня глаз нет, что ли? Видел, конечно. А ножки! И ко всему этому у нее такие короткие юбки и платья, что закачаешься. Через неделю после начала занятий в классе возникла странная эпидемия. Пацаны не могли удержать в руках карандаши, резинки, ручки. Причем, только на немецком. Признаюсь, первым начал я. Немка, ее зовут Лариса Ивановна, она только на два года старше нас, так вот, немка любила гулять по классу. Туда-сюда вдоль ряда. И вот однажды, когда она стала ходить вдоль нашего ряда, нестерпимое волнение охватила меня, я ощущал запах ее духов, ее короткая, широкая юбка проплывала мимо моего носа, я вдыхал воздух, легкий ветерок, создаваемый движением ее тонкой юбки, и я не стерпел.
     Я подстерег мгновение, когда она, продефилировав мимо меня в очередной раз, стала удаляться к доске, к своему месту. И тогда я, будто случайно, уронил на пол карандаш. И совершенно естественно стал поднимать его с пола. Но я стал делать это, не вставая с парты. Я просто вывалился из нее, так что головой я почти касался пола, при этом я все же сидел за партой. Цель моя была в другом. Карандаш я, конечно, схватил, но еще я успел на пару секунд взглянуть вслед удаляющимся ножкам немки и, благодаря кардинально изменившемуся углу обзора, я бессовестно заглянул ей под юбку. Красные, атласные трусики с черной, кружевной оборкой тесно облегали ее соблазнительную, округлую попку.
     Наши девочки таких не носили.
     Мишка первым заметил мою хитрость и тут же повторил ее, когда Лариса, так мы сразу стали называть между собой нашу новую немку, шла по его ряду.
     Другие пацаны не заставили себя ждать. Эпидемия длилась две недели. На пол падало все, что могло упасть. Нам, сидевшим во внешних рядах, дико завидовали те, кто сидел во внутреннем ряду. По нему, в силу его узости, Лариса почти не ходила. Она засекла нас через две недели. Наш Валек, неуклюжий боров, не смог быстро подняться и, когда она повернулась назад, то он, упершись рукой в пол, все еще увлеченно рассматривал открывшиеся прелести. Он, козел, даже глаз не успел отвести. Лицо Ларисы вспыхнуло.
     Она ничего не сказала, а лишь села за стол. Губы ее дрожали.
     По рядам она больше не ходила. Только у доски. И нам стало стыдно.
     С другой стороны, если вдуматься, в чем наше вина? Взять, к примеру, не наш конкретный случай, а так, в общем. Что мы видим? Мы видим перед собой особей женского пола, одевающихся так, что уже сама их одежда скроена и сшита таким образом, что уже априори предполагается, что в вырез блузки можно заглянуть, что короткую юбку может задрать ветер, он, кстати, при этом будет шалун, а не хулиган, как, к примеру, я, если вдруг совершу то же самое.
     Итак, женская одежда специально сконструирована так, чтобы дать сигнал, намек, ку-ку, догадайтесь, что за этими складками, рюшами и тому подобное.
     Задача создать тайну и побудить ее раскрыть - вот суть женской одежды.
     Так в чем наша вина? В том, что грубо и неуклюже мы, по щенячьи, пытались решить для себя эту проблему? Нет тут нашей вины. Недостаток воспитания есть.
     А вины нет.
     Через три недели после начала занятий я, возвращаясь из кино, увидел Мишку и Наташку, идущих впереди меня по улице. В классе шептались о том, что Лидка получила от Мишки отлуп, и что он теперь охмуряет Наташу. Новость эта меня сильно огорчила, мне нравилась Наташа, не хотелось, чтобы она стала очередной жертвой Мишкиной охоты на девушек.
     Не знаю, что меня толкнуло. Это было что-то из той же истории про Зину и физрука. Я действовал, как зверь на охоте. Я рванул в боковую улочку, затем дал бурный старт по параллельной, потом назад в боковую, только теперь уже впереди них. Еще немного вперед, и вот Наташин дом. Что-что, а бегал я лучше всех в школе. Я раздумывал лишь секунду. Затем заскочил в подъезд, где жила Наташа и спустился вниз по лестнице. Я оказался в темном полуподвале, слева и справа были какие-то двери, я потрогал их, они были заперты. Я посмотрел вверх, почти весь пролет, ведущий на второй этаж, был мне отлично виден.
     Освещен он был плохо, но все равно - видно было все. Я же стоял в кромешной тьме полуподвала и не мог быть заметен сверху. И я затаился, как охотник, ожидающий добычу.
     Первой прошла тетка с маленькой девочкой. Потом дед, который остановившись на лестнице, громко пукнул, попросил прощения у господа, затем продолжил восхождение. Парень провел собаку, та учуяла меня и стала лаять, но парень, видимо, трухнул идти вниз и быстро потащил псину вверх.
     Неужели они куда-то повернули? Прошло уже почти полчаса.
     Наконец, я услышал. Это были они.
     Они зашли в подъезд и остановились. Мишка сразу обнял ее. Затем толкнул в более темную часть, туда, к почтовым ящикам. Он не мог, конечно, знать, что я это предусмотрел, я стоял так, что именно эта, наиболее темная часть подъезда, была видна мне лучше всего. Он прижал ее к стене и поцеловал, рукой он стал по-хозяйски гладить ее ноги, он сминал кверху ее черную юбку, я видел белые, стройные девичьи ноги, Мишка молча продолжал свою вахту, он задрал ее юбку так, что стали видны светлые трусики. Его руки не знали отдыха. Учись, шепнул я себе. Он же, продолжая целовать ее взасос, передвинул ладонь на внутреннюю сторону ее бедра, так, что его рука оказалась у нее между ног. Наташа охнула, согнулась, сопротивляясь его дерзкому движению, но он резко потянул ее на себя той рукой, которой обнимал за спину, и я увидел, как он нажал коленом и вставил свою ногу между ее ног и таким образом раздвинул их.
     Наташа вяло отталкивала его, она попыталась упереться руками ему в грудь, и вдруг он, прервав поцелуй, сердито сказал: "Стой нормально".
     Бог мой, если бы у меня была любимая девушка, я бы в жизни ей так не сказал.
     "Стой нормально" - лошадь она, что ли?
     - Кто-нибудь увидит, - прошептала она, жарко дыша.
     - Никто не увидит, уже поздно, - ответил он и снова впился в ее губы.
     Он согнул ногу в колене, так что она как бы сидела на его бедре, он снова полностью задрал ей юбку, и скользнул рукой туда вниз, она дернулась, но не смогла освободиться, и он стал двигать рукой.
     Сердце мое словно остановилось. Так когда-то я ласкал Танечку.
     Только, может, не так дерзко и грубо.
     - Тебе хорошо? - услышал я его голос и словно очнулся.
     Я посмотрел наверх. Он ритмично двигал рукой. Его ладонь была в ее трусиках. Второй рукой он держал девушку сзади, пониже спины и двигал ее тело вперед- назад по своему бедру. Самое жуткое для меня прозвучало через секунду.
     - Хорошо, - еле слышно простонала она.
     И вдруг они разжали объятие, и она стала судорожно поправлять одежду.
     Он прикрывал ее своим телом. Я понял, что кто-то идет. И действительно, в подъезд зашел человек. Это был не кто-то. Это был Наташин отец. Он был одет по форме, мы все его побаивались, он работал в милиции и был какой-то шишкой.
     Он замер, он понял, кто это жмется у почтовых ящиков.
     - Сейчас же домой, - тихо сказал он и быстро поднялся вверх по лестнице.
     - Дурак, я же говорила тебе, - она чуть не плакала.
     - Да что тут такого, - пробубнил Мишка.
     - Он меня теперь никуда не отпустит, - она приводила в порядок свою юбку.
     - Ты же говорила, что он у тебя хороший.
     - Хороший, но не настолько, - голос ее дрожал, - все я побежала.
     - Пока, ну, постой секунду, - он чмокнул ее в щеку.
     - Все, все, - она вырвала свою руку и застучала каблучками по ступенькам.
     Мишка постоял минуту, затем достал пачку и закурил. Странно, прежде он не курил, подумал я. Затем он быстро вышел из подъезда. Подождав для гарантии минут пять, я вылез из своего убежища и направился домой. Что я видел? Конечно, это был детский лепет, по сравнению с Зиной и физруком, но это были мои одноклассники, эта девочка мне нравилась, я был в нее почти влюблен, и в этом свете увиденное приобретало особую горечь и остроту.
     Как-то так получилось, что на следующий день после уроков мы с Мишкой пошли домой вместе. Говорили про новых учителей, про новую девочку, которая села за одну парту с Димкой.
     - А как прошло твое лагерное лето? - спросил он.
     - Да вот, чуть не расколол одну великовозрастную пионерку, - ответил я.
     - Ну, расскажи, не жадничай.
     - Да только погулял по бережку, нырнуть духу не хватило. Вот смешной случай - был. Рассказать?
     - Валяй!
     - Пошел я к зубнику поставить пломбу. Пришел. Сижу в очереди. А напротив меня сидит девушка. Лет пятнадцать. Незнакомая. Красивая. Ресницы во! И глазки полуприкрыты. Но главное не в этом. Платье на ней такое короткое, что видно все. Она ножки стиснула, а все равно видно. Фигурка - класс. Я сижу и смотрю на нее. Но ее ножки. Вижу место, где они срастаются. Думаю, почему я должен отводить взгляд? Она, когда одевала это платье, знала, что оно у нее такое короткое? Знала. Знала, что на нее будут смотреть? Знала. Так вот, я и буду смотреть! Сижу и смотрю. Вижу все. И цвет ее основного вымпела, и холмик, и щелку угадываю. И одно дикое желание распирает меня. Подойти, взять ее под коленки и аккуратно раздвинуть ей ноги. И ничего больше. Раздвинуть и все! И еще. Смотрю на ее полуприкрытые глазки, на длинные ресницы и думаю: телка. Вот, телка, и все. В лучшем смысле этого слова. И что ты думаешь? Открывается дверь, выходит медсестра, держит в руке карточку и говорит: "Коровка, заходите". Девушка встает и заходит в кабинет. Оказывается, Коровка - это ее фамилия.
     - Ха-ха-ха! Ты думал, что она телка, а она - коровка! Ха-ха-ха!
     - Да! Ты представляешь?
     - Нарочно не придумаешь! Ну и что дальше?
     - Ничего. Разошлись, как в море корабли. Ты-то как?
     - Я? Лидочку в начале лета обслуживал, потом появилась новая весна, основное внимание ей.
     - А как же Лидка?
     - Перевел в запас. Слушай, а у меня была история. Ездил я на неделю к тетке. В Одессу. Так вот, еду я в автобусе с одесского толчка домой, к тетке. Автобус забит. Яблоку некуда падать. А мне удалось захватить сидячее место. Ближе к проходу. Еду, никому место не уступаю. Качает нас, как на море, и тут я понимаю, что своим локтем давлю в бедро девушки, которая стоит рядом. Давлю и давлю. И вдруг она слегка меняет положение, и теперь я давлю ей уже не в бедро, а, извините, прямо в интимное место. Ладно, едем дальше, дорога дальняя. Я локоток-то не убираю, зачем, она, как я полагал, могла бы сама отодвинуться. Для контроля я беру и немного отодвигаю локоть к себе, я мог бы совсем его убрать, но я отодвигаю немного, вроде случайно. И что ты думаешь? Она тут же придвигается ближе и прижимается к моему локтю тем же местом. Ну, уж тут я иду навстречу и выдвигаю локоток настолько, насколько позволяет приличие, так, чтобы при случае никто не сказал, эй, молодой человек, у вас рука торчит в сторону, как сломанная, может вам нужен гипс? Теперь я начинаю соображать, что, увы, ничего другого, кроме локтя я предложить ей не могу. Не полезу же ей под юбку при всем честном народе. А локоть, это слабо, конечно, но, может и сойдет, тем более, что ей это, похоже, нравится. Как я жалел, что я не осьминог, у них, я читал, половой орган самца отделяется от его тела и сам плывет за самкой. Представляешь, какой был бы кайф, если и бы мы могли так? Идешь по улице, навстречу классная деваха, а ты ей - раз и послал привет по юбку. А то - локоть. Это даже не палец.
     - А если деваха не хочет?
     - Ха! Что значит "не хочет"? Посмотри, как разумно устроена природа, в ней все подчинено инстинкту продолжения рода. Вот говорят, что мужик и баба равны, да? Ничего подобного. Смотри, предположим, девка хочет от парня ребенка, а он не хочет. У него на нее не стоит. Он - Железный Феликс.
     - Как может не стоять у Железного Феликса?
     - Не перебивай, ты думаешь, что он Железный, потому что у него стоит день и ночь? Нет, он принципиален и тверд, а потому Железный. Словом, он ее не хочет. Может она поиметь от него ребенка? Ни за что. А если он хочет ее, а она его - нет, то что? Природа на его стороне. Он элементарно ее отоварит.
     - Изнасилует, что ли?
     - Я не о том. У него есть возможность, а у нее нет. Природа на стороне мужика.
     - Зато женщину она наделила красотой, умением обольщать, так что если она, как ты говоришь, "захочет", то запросто вскружит мужчине голову.
     - Это совсем другое, если она его обольстит, то они уже оба, как говорится, хотят, это не одно и тоже. Как ты меня не поймешь. Если у него не стоит на нее, то у нее шансов нет, если наоборот, то шансы есть. Вот я о чем.
     - Мы тебе в комсомольской характеристике так и запишем "склонен к демагогии". Кстати, ты отвлекся, что там дальше с твоим локтем?
     - Игорь, ты не философ! Про локоть? Ну, осваиваю я свой новый, упрощенный половой орган. Тихонько так, к ней, от нее, к ней, от нее, вверх-вниз, вверх-вниз. Все мои инстинкты сосредоточились в этом, казалось бы, мало- чувствительном участке тела. Решаюсь, наконец, бросить страстный взгляд на мою автобусную подружку. Поднимаю морду, чтобы вроде понять, где это мы едем и вижу русую девушку, лет шестнадцать, не больше, мордочка смазливая, только полненькая чуть-чуть. Ой, как хорошо! С новыми силами осваиваю эту незнакомую мне любовную игру. Явственно чувствую ее крутой лобок, понимаешь, я так остро постиг ее ощущения, я сопереживал ей, я боялся только одного, что она начнет кончать прямо в автобусе. И вдруг остановка, масса народу вываливается, становится посвободнее, и какая-то женщина впереди говорит: "Вероника, иди сюда, здесь есть место". И что ты думаешь? "Мне здесь хорошо, мамочка", отвечает моя Вероника. Ты слышишь, ей хорошо! Большими буквами "хорошо". Ей хорошо от того, что я ей делаю! Она даже к маме идти не хочет. Нет, ты понял?
     - Ну и чем же у вас все закончилось?
     - Ничем! Они вышли на своей остановке, а я поехал дальше. Но как она на меня взглянула на прощанье, я чуть не выскочил в окно и не побежал следом.
     - Ну и побежал бы. Может, судьба твоя.
     - Похоть в чистом виде. Скорее всего ее держат в черном теле, никуда не пускают, ни в кино, ни на танцы, тело же просит своего, она тоскует и готова бросится на кого попало, только чтобы снять напряжение.
     - Ну ты бы и снял. Записал бы себе еще одну девственницу.
     - Не скажи. Раскалывать ее, наверняка, пришлось бы долго. Хотя, кто знает?
     - Ну, а кто у тебя сейчас?
     - Ты не сердись, не скажу. Уж больно результат близок, а я слегка суеверен.
     - Дело твое, но она хоть красивая?
     - Да, конфетка.
     - И насколько близок итоговый заезд?
     - Я действую по принципу "что посмеешь, то и пожмешь", так что день салюта точно определить невозможно.
     - А я ее знаю?
     - Не дави на меня. Вот вскроем раковинку, тогда и поговорим.
     - Что-то ты все на целках специализируешься.
     - Кто-то же должен и целину пахать, - он рассмеялся.
     Как мне хотелось дать ему по морде. Кто бы знал. Так, по-дружески.
     Дать и все.
     А там хоть не рассветай.
     Но я не дал. Я промолчал. Я козел.
     Как слышится, так и пишется.
     
     Остальные рассказы Олега Болтогаева Вы можете найти здесь.