1
     Я с нетерпением ожидал конца недели, сбрасывая растущее желание тренировками в тренажерном зале и страстными занятиями любовью с Тиффани. Но вот наступил долгожданный вечер пятницы. Все трое прекрасных женщин, с недавних пор живших со мной в одном доме, собрались в гостиной, с неподдельным интересом взирая на мое новое приобретение. Увидев его среди новых аксессуаров в секс-шопе нашего клуба, я не мог его не купить. Без сомнения, это будет самая страшная вещь в моем арсенале.
     На журнальном столике лежал длинный, чуть больше метра, черный хлыст, сделанный из высокопрочной эластичной резины. У основания он была не меньше пяти сантиметров в окружности, далее постепенно сужался, так что его "рабочая поверхность" была тоньше раза в два. Резина в окончании хлыста была намного грубее, чем у основания, и сама форма ближе к середине становилась более округлой. На толстую часть хлыста накручивалась рукоятка, отчего он становился похож на саблю, но им можно было пользоваться и без рукоятки, просто крепко зажав в руке. Незадолго до начала "презентации" я испробовал хлыст на задней части нашего двора, где рос бурьян, разобраться с которым все не доходили руки. При хорошем размахе и сильном ударе хлыст начисто снес не менее сотни крепких стеблей, оставив в травяных джунглях широкую просеку. При повторном ударе о ствол березы я заметил, как на ее белой коре обозначилась продолговатая вмятина. Плюс ко всему, хлыст был очень гибок - он захлестнул ствол березы, несколько раз обвившись вокруг него и, поскольку я не торопился отдергивать руку, медленно, словно нехотя, развернулся в обратную сторону. Еще немного потренировавшись и нанеся обнаглевшим сорнякам существенный урон, я тщательно вымыл свое новое приобретение и вернулся в дом, полный самых радужных планов на ближайшее будущее.
     Теперь же я с удовольствием наблюдал, как Лариса, Тиффани и Китти смотрят на жуткий инструмент. Во взгляде каждой из них читалось море эмоций. Лариса, временно освобожденная от порки из-за своей беременности, ласкала длинную резиновую змею плотоядным взглядом, а кончик ее язычка то и дело пробегал по полным губам. Тиффани сидела с таким видом, словно пороть собрались ее. Ее большие темные миндалевидные глаза казались еще больше из-за охватившего ее ужаса, а взгляд метался между хлыстом и мной. А Китти сидела все с тем же безумно заводившим меня непокорным видом, закинув ногу на ногу, вновь демонстрируя свои великолепные формы и полное отсутствие какой-либо одежды под шортами и легкой тенниской. Похоже, ее совершенно не волновало то, что я намеревался с ней сегодня сделать.
     Я протянул руку, взял хлыст и медленно пропустил его через кулак, глядя не предвещавшим ничего хорошего взглядом на Китти. Под моим взглядом ее притворная безмятежность начала постепенно испаряться, она стала нервно сжимать и разжимать кулаки, после чего резко встала.
     - Пожалуй, я пойду, - заявила она и направилась к выходу.
     - Ты ведь только что пришла, - возразил я, загораживая ей дорогу и не выпуская из рук извивающийся хлыст. Мне казалось, что глаза Китти находятся с ним в неразрывной связи: она, даже разговаривая со мной, не отрывала от него взгляд.
     Китти беспомощно оглянулась по сторонам, но все пути к отступлению были отрезаны. Я тем временем молча указал хлыстом на приготовленную для нее кровать. Когда-то мы с Ларисой начинали свои развлечения именно на ней. Она была застелена специальной простыней, не пропускавшей пот и кровь, а положенный под нее жесткий матрас имел большую выпуклость, предназначавшуюся для более удобного положения ягодиц жертвы. Четыре пары наручников влажно поблескивали на белоснежной простыне. Сегодня все мы планировали оттянуться на полную, и у Китти не было никаких шансов на пощаду. Тем не менее она всячески старалась оттянуть неизбежное. Пряча глаза, она сделала несколько неуверенных шагов к кровати. Я решил подогнать ее. Двигаясь следом за ней, я неожиданно резко ускорил шаг и, подавшись вперед, с силой хлестнул ее по крутым крепким ягодицам, отчетливо вырисовывавшимся под легкой тканью. Эффект превзошел все ожидания: Китти взвизгнула и подпрыгнула на месте, потом отскочила к кровати и, оттянув шорты вниз, стала энергично потирать пораженное место, где отчетливо вырисовывалась набухающая красным полоска. Она даже пританцовывала от боли. Это не было притворством - я давно научился разбираться в таких вещах.
     - Раздевайся, - приказал я Китти. Она посмотрела на меня умоляющим взглядом.
     - Пожалуйста, не надо меня наказывать этим хлыстом, - взмолилась она, - Очень больно.
     - Рад это слышать, - ответил я, присаживаясь на стул. - Раздевайся, быстро.
     - Пожалуйста... - умоляла Китти. И куда подевался ее былой вызывающий вид?
     - Да что ты с ней возишься, - вмешалась Лариса, - А ну быстро раздевайся, а не то всыпем тебе еще и этим!
     В руках у Ларисы появилась длинная пластмассовая линейка с ребристыми плоскостями. Глядя на второй ужасный инструмент, Китти, тихонько всхлипывая, медленно потянула вверх ткань летней тенниски, обнажая свое великолепное загоревшее до черноты тело.
     - Ты явно не торопишься, - мрачно отозвалась Лариса, нажимая на кнопочку своих электронных часиков. - С этого момента за каждую секунду промедления тебе будет полагаться один удар этой линейкой.
     Угроза подействовала, и Китти, торопливо стащив с себя шортики, покорно вытянулась на кровати.
     - А цепочку? - иронично осведомился я, выдержав паузу секунд в десять.
     Китти со стоном стала расстегивать цепочку, но по закону подлости никак не могла совладать с застежкой. Тогда она с силой рванула ее, но серебряное плетение оказалось на редкость прочным. Закусив губу, она дернула ее снова и снова. Наконец цепочка не выдержала и разорвалась. Но борьба с ней продолжалась не менее тридцати секунд.
     - Ложись лицом вниз и вытяни руки к изголовью, - приказал я Китти, поглаживая длинный черный готовый к работе хлыст.
     Девушка покорно повиновалась. Я посмотрел на Ларису.
     - Шестьдесят восемь секунд, - радостно сообщила мне она.
     - Мои поздравления, - сообщил я вздрогнувшей от этих слов Китти и поморщился от нового потока мольб о пощаде. Мне это начинало порядком надоедать, поэтому я тут придумал новое правило и тут же воплотил его в жизнь. - Теперь за каждое воззвание к моему милосердию ты будешь получать пять дополнительных ударов. Я сам буду решать, когда и сколько ты получишь. Отныне во время наказания ты вообще лишаешься права разговаривать. Тебе ясно?
     Китти кивнула головой. По моему знаку к кровати подошла Лариса. Заставив Китти раздвинуть ноги, она приковала каждую ногу отдельно к решетке в нижней части кровати. Затем то же самое проделала с ее руками, зафиксировав их как можно дальше друг от друга, чтобы лишить Китти возможности слишком сильно ерзать. Тиффани тем временем устанавливала видеокамеры. Одна из них была помещена прямо напротив лица Китти. Я подложил ей под голову жесткую подушку, чтобы она не могла спрятать лицо. Вторая камера была заблаговременно укреплена в люстре на потолке и должна была снимать все происходящее сверху. Третья же должна была перемещаться вместе с Тиффани, фиксируя самые интересные моменты.
     Оставалось немногое - объявить приговор и привести его в исполнение. Чувствуя нарастающее приятное напряжение внизу живота, я взял у Ларисы линейку и слегка провел ею по вздрогнувшим ягодицам Китти, еще хранившим отчетливые следы наказания, которому она была подвергнута несколько дней назад. Они представляли собой сплошной почти сошедший на нет синяк бледно-желтого цвета. Гематомы от ударов пряжкой тоже побледнели, но все еще имели устрашающий вид, а места рассечений полностью затянулись и покрылись нежной розовой кожицей.
     - Я начну с линейки, - отчетливо проговорил я, продолжая поглаживать ребристой поверхностью вздрагивающую кожу беспомощной девушки. - Ею я нанесу тебе шестьдесят восемь ударов за непокорность и неторопливость исполнения моих приказов. Надеюсь, это научит тебя в следующий раз быть проворнее. Затем я продолжу, используя новый хлыст, который ты так не хотела чувствовать на своей попке. Им ты получишь столько ударов, сколько раз закричишь во время наказания линейкой. Если вытерпишь все шестьдесят восемь ударов без криков, в чем я очень сомневаюсь, то хлыстом я тебя не трону. Как видишь, жестокость второй части наказания зависит от тебя самой.
     Все три камеры уже работали, снимая происходящее. Я несколько раз взмахнул рукой, привыкая к непривычному для меня инструменту, встал чуть в стороне и сзади и приложил линейку к вздрогнувшим ягодицам Китти, выбирая место для первого удара. Китти отчаянно вильнула попкой, насколько ей позволяли стальные наручники, и это меня весьма позабавило.
     Лариса пересела поближе, Тиффани замерла за объективом видеокамеры. Все было готово для начала веселого вечера. Сделав несколько замахивающихся движений, чтобы разработать руку, я с силой опустил плашмя линейку на обе вздрогнувшие половинки попки Китти. Комнату огласил звонкий хлопок, словно кто-то рядом сильно хлопнул в ладоши. Китти же не издала ни звука, только снова вильнула талией. На этот раз мне это не понравилось, и я велел Ларисе зафиксировать Китти еще более жестко. Она натянула поперек ее талии крепкий кожаный ремешок и с силой затянула его. Теперь моя жертва была почти полностью обездвижена.
     Второй удар Китти перенесла так же стойко. После третьего и четвертого она лишь глубоко вздохнула, а после пятого я отчетливо расслышал скрежет зубов. Я не щадил Китти, очерчивая рукой с зажатой в ней почти метровой линейкой полный круг и с силой опуская ее точно поперек ее отчаянно сжимающихся ягодиц. Сразу же после удара на ее коже вспыхивали четко очерченные белые прямоугольники, довольно быстро наливающиеся бледно-красным цветом. Судя по всему, эффект воздействия линейки был схож с ударами ремня, только жесткая пластмасса в сочетании с ребристой поверхностью орудия наказания давала еще больший эффект. Глядя на экран телевизора, куда было выведено изображение камеры, установленной перед лицом Китти, я с удовольствием наблюдал, как после каждого удара его искажают гримасы боли. Я предположил, что она начнет кричать уже третьем десятке ударов, и одиннадцатый удар лег на ее напряженные мускулистые бедра. Судорожные дергания прикованных рук и ног показали, что я на верном пути. Я продолжил жалить быстрыми хлесткими ударами ее длинные стройные ножки, стараясь каждый раз опуститься ниже на один-два сантиметра. Юбилейный же двадцатый удар я снова направил на ее прелестные раскрасневшиеся ягодицы, и был вознагражден за это коротким стоном и последовавшим за ним всхлипом. Лицо Китти было покрыто слезами, а из прокушенной губы текла кровь. Однако позади было еще только менее трети пути.
     - Рановато ты что-то капитулируешь, радость моя, - процедил я сквозь зубы и направил двадцать первый удар наискосок через обе половинки ее попки. Китти уже стонала сквозь стиснутые зубы, ее скованные руки и ноги отчаянно дергались. Следующий два удара легли крест-накрест, заставляя ее подпрыгивать, насколько позволял удерживавший ее талию ремень, и изо всех сил удерживая рвущийся из груди крик. На ее попке уже практически не было непораженного места. Особенно болезненными получались удары по только начинающим заживать следам от пряжки моего ремня. Двадцать пятый удар вышел особенно хлестким, и место недавнего рассечения начало кровоточить. Но Китти каким-то чудом удержалась от вопля, закусив губу так, что и там тоже показалась кровь. Я немного замедлил темп, позволяя ей в полной мере ощутить всю боль от каждого соприкосновения ее упругих ягодиц с жесткой пластмассой. Обратив внимание на то, что линейка хорошо гнется, я встал в изголовьи кровати и с размаху вытянул Китти вдоль ее очаровательной ножки, захватив и правую ягодицу. Вот тут-то они и испустила страдальческий вопль, я же, немного выждав, повторил то же самое и с тем же эффектом с ее левой ножкой и ягодицей.
     - Тридцать, - отозвалась Лариса, с интересом наблюдавшая за происходящим. Устроив себе уютную берлогу в нашей кровати, она беззастенчиво поглаживала свое лоно, широко раздвинув восхитительно стройные и длинные ножки и давно избавившись от трусиков. - Если не замолчишь, получишь хлыстом тридцать восемь ударов.
     Китти из всех сил сдерживалась, но я ее не жалел, вкладывая в свои удары почти всю силу. При каждом соприкосновении с ее раскрасневшейся кожей линейка издавала неповторимо сочный и звонкий звук, на который почти сразу же эхом отзывалась Китти. Она выла и кричала, иной раз прерываясь на момент удара, когда новая волна шокирующей боли перехватывала ей дыхание. Но она не произнесла ни слова, и ни разу ее взгляд не затуманился, предвещая потерю сознания. После сорокового удара ее руки бессильно повисли, плечи поникли, и только нижняя часть туловища продолжала судорожно дергаться. Чтобы немного разнообразить спектр ее ощущений, я направил удары чуть выше ее ягодиц на доселе нетронутую область, за что был вознагражден новой серией стонов и нечленораздельных хрипов. Надо отдать ей должное - кое-какие удары Китти все же выдерживала без крика, что, впрочем, скорее всего объяснялось тем, что она переводила дыхание. Лариса прилежно вела подсчет, чтобы потом определить количество ударов хлыстом.
     Сорок шестой удар лег поперек мягко заколыхавшегося правого полушария ягодиц, и Китти взвыла так, что мой член едва не порвал штаны. Я давно чувствовал, что он нуждается в небольшом авансе, и выпустил его наружу. Тиффани тут же взяла его крупным планом, а потом снова вернула объектив камеры к созерцанию судорожно сжимающейся багровой попки Китти.
     Поглаживать левой рукой член и одновременно наносить хлесткие удары правой у меня не получалось, и заключительная серия получилась более слабой. Тем не менее я, сконцентрировав свое внимание на ее мускулистых бедрах, несколько раз заставил Китти кричать на полную мощь ее голосовых связок. Каждый раз после таких моментов я выжидал не меньше полминуты, чтобы дать ей время обрести возможность полного ощущения боли. Последние восемь ударов я коварно нанес по ее розовым пяткам, заставив Китти судорожно сучить ногами. Затем я, отбросив линейку, с удовольствием посмотрел на корчившуюся привязанную красавицу с раскрасневшимися ягодицами и покрытыми аккуратными полосами бедрами, пересекавшими ее ноги вдоль и поперек. Китти продолжала глухо постанывать и отчаянно ерзать по простыне, испытывая отчаянное желание потереть ноющие ягодицы. Но я, разумеется, не собирался ей предоставить такую возможность. Вместо этого я снова взял в руки свою новую игрушку и с удовольствием коснулся ею свежевыпоротой попки девушки. Покорная моей воле, она прикрыла глаза и снова закусила губу.
     - Сколько ударов она получит? - спросил я у Ларисы.
     - Вообще-то тридцать один, но, думаю, для ровного счета пусть будет ровно тридцать, - ответила она.
     - Согласен, - ответил я и подал знак Тиффани.
     Очаровательная мулаточка поняла меня с полуслова. Зафиксировав камеру, она подошла ко мне и опустилась на колени, нежно потянув мои полурасстегнутые штаны вниз. Чтобы они нам не мешали, я переступил через них и отбросил в сторону. Губы Тиффани начали медленно и нежно ласкать мой член, постепенно наращивая темп и заставляя меня блаженно закатывать глаза. Минет она умела делать просто потрясающе, даже, пожалуй, лучше, чем Лариса. Особенно меня покорила ее способность полностью проглатывать мой двадцатипятисантиметровый шланг. Вот и сейчас она обволокла его своими теплыми пульсирующими движениями и неторопливо ласкала, пробегая по всей поверхности глотательно-вращательными движениями глотки. Время от времени она быстрым движением и со звонким чмоканьем выпускала его на волю, чтобы тут же охватить его багровую головку плотным колечком своих шоколадных губ. Я не мог долго выдержать такую ласку, и вскоре почувствовал неотвратимость момента кульминации. Тиффани тоже почувствовала это по моему участившемуся дыханию и заработала губами и язычком с удвоенной скоростью. Ее длинные ноготки впились мне в ягодицы, добавив особую пикантность происходящему, и в тот же момент я обильно излился прямо в ее широко открытый рот.
     Вторая часть наказания Китти ненадолго задержалась, пока я принимал душ. Лариса и Тиффани тем временем сплелись в жарких объятиях на постели. Когда я вернулся с небрежно обмотанным вокруг бедер полотенцем, они как раз достигали кульминации в позиции 69. Тиффани была сверху, эффектно выгнув спинку. Ее прекрасно развитые мышцы гимнастки рельефно обрисовывались под нежной кофейной кожей. Ко мне сразу же вернулось возбуждение. Дождавшись, пока женщины не затихнут, испытав одновременный острый оргазм, я подошел к замершей на блаженно откинувшейся Ларисе Тиффани и решительно провел руками по ее крепкой тугой попке. Какая жалость, что мне не позволено выпороть ее! Но зато мне было доступно удовольствие иного свойства. Слегка потеребив свой твердокаменный член, я аккуратно приставил его к полуоткрытому анальному отверстию Тиффани и слегка надавил. Мулаточка страстно откинула голову и застонала, больше от возбуждения, чем от боли. Я качнул тазом, проникая дальше, положил руки на ее крепкие упругие бедра и закачался в блаженном ритме. Лариса же, видя мой работающий инструмент совсем рядом с собой, дотянулась до него своим горячим язычком и стала старательно его облизывать. Я предоставлял ей такую возможность, после каждого глубокого проникновения вынимая член полностью и потом с размаху вгоняя его назад, заставляя Тиффани раскачиваться под моими толчками. Время от времени я менял зону воздействия, с наслаждением погружаясь в ее горячее влажное лоно. Но долго так продолжаться не могло и вскоре я, крепко обхватив ее упругие груди, энергично задвигался в ее глубинах и достиг невероятно сладкой и острой кульминации. После этого я на время утратил интерес к происходящему, блаженно вытянувшись на спине в объятиях Ларисы и все еще тяжело дышавшей Тиффани.
     Китти все это время беззастенчиво наблюдала за нами, и маслянистый блеск ее глаз свидетельствовал о том, что увиденное не оставило ее равнодушной. Лариса тоже заметила это, и ее взгляд в мгновение ока стал хищным и беспощадным.
     - Позволь мне начать, - прошептала она, обвивая меня своими стройными ножками и целуя в губы. - Разделим причитающуюся ей сумму ударов поровну, хорошо?
     Против столь веских аргументов я не мог устоять, поэтому согласился. Обняв теплое тело Тиффани, я устроился поудобнее и стал наблюдать за продолжающимся жестоким спектаклем.
     - Кричи-не кричи, это тебе уже не поможет, - зловеще процедила Лариса, приближаясь к привязанной Китти и поглаживая страшный черный хлыст. Несколько раз щелкнув им в воздухе, она заставила Китти вздрогнуть. Взгляд девушки опять не отрывался от него ни на секунду, а Лариса еще и специально встала так, чтобы быть полностью в поле ее зрения.
     Закончив свою "пристрелку", Лариса перехватила хлыст поудобнее и сузила глаза, выбирая на теле Китти место для первого удара. Я успел заметить, что теперь Китти прикрыла глаза, но продолжает смотреть в сторону Ларисы из под опущенных ресниц. Из уголка одного глаза выкатилась слезинка и медленно поползла по чуть вздрагивающей щеке.
     Хлыст оглушительно свистнул в воздухе и с влажным сочным звуком приласкал припухшие после моей тяжелой руки ягодицы Китти. Вопреки моим ожиданиям, девушка не издала ни звука, только снова глубоко вздохнула, размеренно сжимая и разжимая кулачки. Лариса же не спешила продолжать, внимательно наблюдая за тем, как поперек пышной попки девушки загорается ярко-алый след. Затем она зашла с другой стороны и снова, как следует размахнувшись, хлестнула поперек обеих судорожно сжавшихся половинок. На этот раз Китти лишь промычала сквозь стиснутые зубы, а слезы потекли уже из обеих ее глаз.
     - Решила поиграть в героиню? - иронично осведомилась Лариса. - Ну что ж, посмотрим, на сколько тебя хватит.
     Третий удар лег наискосок, прочертив еще одну линию через ее левое бедро и правую ягодицу, и вырвал из ее легких полустон-полукрик. Девушка судорожно задергалась, скрипя зубами и звеня наручниками.
     - А как тебе понравится вот это? - спросила Лариса, и четвертый удар лег точно на место предыдущего. Щелчок хлыста был оглушительным, но и Китти взвыла не менее громко. Ее плечи начали сотрясаться от рыданий, а все тело охватила мелкая безостановочная дрожь. В этот момент Тиффани, увидев, как мой член снова начал медленно подниматься, начала ласково поглаживать его своими нежными пальчиками.
     Пятый удар Лариса направила на менее пораженные бедра Китти, и наша гордая красавица снова сдержала рвущийся из груди крик. Зато шестой с размаху опустился на ее многострадальную попку, поразив весьма уязвимое место в самой нижней ее части. Китти снова очаровательно заохала, извиваясь, насколько позволяли оковы. Лариса жалила ее короткими хлесткими четко выверенными ударами, размахиваясь на полный разворот руки и следя за тем, чтобы хлыст опускался на роскошное тело Китти всей своей рабочей поверхностью. Ягодицы Китти уже пересекали длинные, на глазах распухающие рубцы, некоторые начинали кровоточить. После десятого удара Лариса резко взвинтила темп, и Китти уже кричала, не переставая, на вдохе и на выдохе. Последний пятнадцатый удар Лариса со свойственной ей жестокой изобретательностью сделала особо мучительным, направив его наискосок через обе половинки ягодиц, с оттяжкой в сторону бедер, тем самым перечеркнув почти все нанесенные до этого.
     Китти продолжала выть от невыносимой боли, терзавшей ее попку, даже когда Лариса отошла от нее, оставив для меня хлыст на журнальном столике. Я же размышлял, заканчивать ли с Китти или оставаться на кровати в сладком плену теплых пальчиков Тиффани. Но желание опробовать столь эффективный инструмент самому победила, и я сжал в руке еще теплую рукоятку хлыста.
     Ягодицы Китти медленно приобретали багрово-синюшный оттенок. Многочисленные полосы пересекали их во всех направлениях. Некоторые особо жестокие удары хлыста оставили извивающиеся следы на ее талии, боках и даже на передней стороне бедер. Израненная кожа влажно поблескивала от пота и сукровицы. Решив немного освежить ее ощущения и разнообразить свои, я принес ведро холодной воды и щедро окатил ее попку и бедра. Китти застонала от неподдельного облегчения. Холодная вода облегчила боль, но создала новую почву для моих дальнейших экспериментов.
     В отличие от Ларисы, я не стал особо мучать ее ожиданием начала заключительного акта нашего развлечения, и сразу же хлестнул хлыстом строго параллельно ее влажно поблескивающим ягодицам. Во все стороны разлетелись брызги воды, а воздух прорезал очередной вопль. Теперь характер ее криков изменился - Китти вопила, уже не сдерживаясь, на полную мощь голосовых связок, а в перерывах между ударами ласкала мой слух подвываниями и всхлипами. Несомненно, она очень страдала. После довольно неслабых ударов Ларисы ее попка представляла собой почти сплошную открытую рану, и теперь я был вынужден больше внимания уделять бедрам. Два раза мне удалось, воспользовавшись тем, что она отчаянно сучила ногами, особо удачно полоснуть по внутренней стороне ее прелестных ножек, исторгая из ее груди животные вопли. Хлыст мне нравился все больше и больше, и я даже немного расстроился, что попробовать его на попке Ларисы смогу только после окончания ее беременности. Но передо мной лежала Китти, и я продолжил с не меньшим удовольствием подвергать ее ягодицы жесткому массажу. Повторяя опыт с линейкой, я зашел ей за спину и с размаху вытянул хлыстом вдоль ее очаровательной ножки. Хлыст лег на ее нежную кожу почти всей своей поверхностью, оставив на ней сначала почти незаметную полосу длиной сантиметров в восемьдесят. Китти, уже забыв о всякой гордости, плакала навзрыд и продолжала безуспешные попытки вырваться из стальной хватки четырех наручников. Ее рыдания прерывались лишь в момент нанесения очередного удара и сменялись отчаянными воплями. Я же настолько увлекся созерцанием ее мучений, что сбился со счета и вопросительно взглянул на Ларису.
     - Еще четыре, - сказала она, с интересом наблюдая за происходящим.
     Теперь Китти начинала кричать еще до момента нанесения удара. Их я намеренно делал особо жестокими, вкладывая в них практически всю свою силу, но стараясь выбирать на попке и бедрах Китти наименее пострадавшие места (поскольку нетронутых уже не было). Каждый удар сопровождался такими истошными воплями, что даже у меня кровь стыла в жилах, а Тиффани испуганно вздрагивала за объективом телекамеры. Именно этим объяснялся тот факт, что на финальных кадрах этой сцены изображение прыгало во все стороны.
     Китти стонала и извивалась еще долгое время после того, как я тщательно прополоскал хлыст в теплой воде и, аккуратно свернув, убрал обратно в футляр. Следующий раз я решил применить его не раньше чем через неделю - Китти нужно было время, чтобы отойти от полученной сегодня трепки. Но судьбе было суждено рассудить иначе. Тиффани, словно зачарованная, наблюдала за извивающимся от невыносимой боли телом Китти, и не заметила, как ее ножка запуталась в проводе от видеокамеры. Потом она сделала шаг, другой, провод натянулся и потянул за собой видеокамеру, угрожающе зашатавшуюся на штативе. Я уже собрался крикнуть и привести ее в чувство, но словно по наитию свыше передумал. Тиффани же продолжала двигаться, как при замедленной съемке. Из состояния ступора ее вывел лишь оглушительный грохот упавшей видеокамеры. Все, кроме меня, вздрогнули от неожиданности.
     Последовавшая за этим немая сцена была восхитительна. Смесь негодования и возмущения на лице Ларисы постепенно сменились злорадной улыбкой. Китти, постепенно пришедшая в себя, тоже проявляла заметный интерес к происходящему. Тиффани же прижала руки к губам, как нашкодившая школьница, и с ужасом смотрела на разлетевшиеся по полу осколки дорогого объектива. Я же, решив сыграть роль рассердившегося хозяина, напустил на себя свирепый вид и рявкнул на всю комнату:
     - Ах ты стерва!!! Ты знаешь, сколько она стоит?
     Перепуганная Тиффани стала что-то лепетать про компенсацию и даже про отказ от части обещанных ей денег, но я решил ковать железо, пока горячо. Свирепо схватив Тиффани за руку, я вывел ее в коридор, прижал к стенке, обхватил ладонями ее перепуганное, залитое слезами кукольное личико и негромко, но внятно сказал:
     - Ты не просто испортила дорогую вещь, ты еще и испортила замечательную видеосъемку и не позволила мне сполна насладиться поркой Китти. Поэтому завтра утром ты займешь ее место. А ночь проведешь взаперти. За это время я предлагаю тебе придумать наказание для самой себя. С учетом моих вкусов, разумеется. Думаю, ты за все это время сумела их неплохо изучить.
     Теперь миндалевидные глазки прелестной мулаточки наполнились, помимо слез, еще и страхом, но мне показалось, что в них на мгновение промелькнуло и возбуждение. Я и сам не на шутку завелся, предвкушая завтрашнее развлечение с этой красоткой, чья попка и бедра еще ни разу не чувствовали ласки розги или ремня. Не давая ей опомниться, я сильнее сжал руками ее плечи и добавил:
     - Только учти, сладкая, что если предложенное тобой наказание покажется мне недостаточно суровым, я его удвою, а то утрою. Так что прояви фантазию!
     Я запер Тиффани в пустующей комнате, где была спартанская обстановка, а на окне была массивная решетка. Под дверь я просунул лист бумаги и ручку. Лариса тем временем отвязала Китти и еще заставила ее прибрать в комнате. После этого мы с Ларисой отправились в душ, где долго и сладко делали друг другу массаж, после чего она своими умелыми губками и язычком сняла остаток моего возбуждения. Когда я нес Ларису в заранее расстеленную кровать, из под двери в комнату Тиффани пробивался слабый свет. Красотке явно предстояла бессонная ночь. Я же в эту ночь спал как никогда крепко, сжимая в объятиях теплое нежное тело любимой жены и чувствуя ее размеренное дыхание на своей коже.
      2
     Утром следующего дня я после посещения туалета и душа первым делом навестил своих прекрасных добровольных пленниц. Китти спала беспробудным сном, лежа на животе и выставив из под одеяло свою темно-багровую попку. Рядом стоял таз с водой и свернутое полотенце - по всей видимости, она пыталась успокоить последствия жгучих поцелуев моего хлыста с помощью ледяных компрессов.
     Тиффани уже (или еще) не спала. На столике перед ней лежал исписанный лист бумаги. По всей видимости, задание придумать наказание для самой себя, при этом угодить мне и не обречь себя на слишком сильные страдания оказалось непростым, потому что многое было перечеркнуто.
     - Жди, я скоро приду, - подбросил я Тиффани пищу для размышлений и понес лист в постель к Ларисе. Свернувшись калачиком в моих объятиях, она стала внимательно изучать его. Я заглядывал через ее плечо.
     Результаты долгих ночных раздумий Тиффани было следующими: сначала она написала, что заслуживает 10 ударов ремнем и 10 - тем самым хлыстом, которым я вчера охаживал Китти. Затем она исправила 10 ударов ремнем на 20, а хлыстом - на 15, добавив еще и связывание как обязательное условие. После этого она все перечеркнула и составила следующую программу - по пять ударов тремя предметами на ее выбор, по четыре - на мой и по четыре - на выбор Ларисы. Этот вариант сразу же понравился Ларисе, она только предложила увеличить количество ударов и добавить к экзекуторам еще и Китти, которой явно было несладко после вчерашнего и которая едва ли отказалась бы от возможности отыграться на ком угодно.
     Следующий вариант Тиффани был зачеркнут, но мы все равно ознакомились с ним: 20 (сначала тоже было 10) ударов широким ремнем и столько же - широкой деревянной доской, которую мы ей как-то демонстрировали. При этом она должна была иметь право дважды останавливать наказание не более чем на пять минут. Ниже оговаривалось условие, что все эти удары должны наноситься только ниже талии и выше колен.
     Последний вариант наказания предусматривал наказание розгами. Судя по тому, что он был написан позже других, мы с Ларисой пришли к выводу, что больше всего Тиффани боится именно этого, и поэтому изучили его предельно внимательно. Площадь воздействия розгами Тиффани расширила на все тело, но предложила смехотворно малое количество ударов - всего 15.
     На обратной стороне листа была представлена компромиссная программа, которая изрядно нас с Ларисой повеселила. Тиффани предлагала избавить ее от телесного наказания, обязуясь до окончания беременности Ларисы (соответственно, до конца заключенного с ней договора) выполнять все работы по дому, ходить в магазины и по любым другим поручениям, продолжая исполнять все мои сексуальные запросы и при этом отказываясь от платы за все оставшиеся месяцы. Предложение, конечно, было более чем заманчивое, если, конечно, не учитывать того, какой восторг и возбуждение вызывала у меня одна лишь мысль о том, как я подвергну ее роскошное смуглое тело стриптизерши и танцовщицы страстным укусам ремня или розги (а еще лучше - и того, и другое).
     Разумеется, все предложенные Тиффани варианты годились лишь для детских игр начинающих садомазохистов, поэтому мы с Ларисой существенно развили один из них - наказание тремя предметами на выбор каждого из нас, включая Китти. Уточнение деталей было решено не откладывать в долгий ящик и начать сразу после завтрака.
     Китти во время завтрака так и не присела на предложенное ей место, поев стоя. Я заметил, что она не одела трусики, и ее ягодицы прикрывала лишь прсторная юбка. Тиффани, явно стремясь задобрить нас, проявляла чудеса рвения, выполняя обязанности официантки. Но ее энергия существенно поубавилась, когда мы посвятили ее в свой план. Китти же, наоборот, воспрянула духом и стала ощупывать стройную фигурку Тиффани плотоядным взглядом.
     После завтрака все мы разместились в гостиной. Лариса попросила меня принести все орудия наказания, которыми мы располагали. Тиффани провожала меня полным растерянности взглядом. Она еще не знала, что ей уготовано, а мы не спешили посвящать ее в свои планы. Я намеренно не торопился, аккуратно снимая со стен и вынимая из специальных футляров многочисленные широкие и узкие, крученые и обычные ремни, хлысты всех сортов и размеров, искусственные розги, плетку-девятихвостку, фаллоимитаторы разных калибров, и даже неизвестно откуда взявшиеся резиновую дубинку и старый, свернутый жгутом, телевизионный кабель. Все это я сложил в большой картонный ящик из под телевизора и выволок его в гостиную. Лариса тем временем уже приготовила большой журнальный столик, на который я и стал выкладывать все принесенные приспособления. Глаза Тиффани заволокла пелена страха, она стала что-то лепетать, но в дело неожиданно для всех вмешалась Китти. Несколько раз прикрикнув на нее и не добившись ожидаемого эффекта, она вдруг влепила ей звонкую оплеуху и встала у нее за спиной, держа руки на плечах и не позволяя встать. Лариса только одобрительно кивнула и снова, облизывая свои пухлые губки, стала наблюдать за появлением многих так хорошо знакомых ей и некоторым частям ее тела предметов.
     - Итак, всего тебе предстоит почувствовать на себе девять разнообразных предметов, - начал я, небрежно помахивая длинной упругой розгой, рассекавшей воздух с почти незаметным человеческому глазу скоростью. - Думаю, нам стоит разнообразить твое наказание тем, что количество ударов каждым из них ты будешь выбирать сама. С помощью обыкновенного шестигранного кубика, - в моей второй руке появился кубик для игры в кости. - Сейчас, по мере того, как мы будем выбирать себе орудия наказания, ты будешь кидать кубик. Количество выпавших цифр и будет соответствовать количеству ударов.
     - Думаю, если выпадет единица, это будет несерьезно, - добавила Лариса, - поэтому в этом случае пусть бросает снова, и зарабатывает себе от одиннадцати до шестнадцати ударов.
     - Ты поняла, цветная стерва? - подытожила Китти, больно вцепившись своими крепкими пальцами в плечи мулаточки. Тиффани только всхлипнула.
     - Тогда начнем, - сказал я и включил как нельзя более подходящую к таким случаям электронную техно-музыку группы "Yello". Первое право выбора принадлежало мне, и я остановил свой выбор на длинной розге из ствола бамбука. У основания она немного уступала толщиной моему немаленькому члену, далее постепенно сужалась, но на протяжении примерно сантиметров шестидесяти ее окружность была не меньше, чем палец взрослого мужчины. Тиффани, увидев ее, только глубоко вздохнула, понимая, что все уговоры могут привести только к еще большему ужесточению наказания, и дрожащими пальчиками покорно кинула кубик на стол. Выпала пятерка. Я кивнул Ларисе, и она сделала пометку в своем блокнотике. Китти при этом нехорошо ухмыльнулась.
     Вторым я выбрал самый широкий ремень из всего своего арсенала. Его ширина превышала восемь сантиметров, а высококачественная жесткая коричневая кожа ласкала слух приятными поскрипываниями. Тиффани, не отрывая взгляд от жуткого ремня в моих руках, неуверенно кинула кубик на стол и он победоносно высветил цифру "6". Едва увидев ее, Тиффани в отчаянии закрыла свое личико руками. Китти же ласково похлопала ее ладошкой по щеке.
     - То ли еще будет, - многообещающим тоном сказала она.
     Третьим я взял новый хлыст, которым истязал вчера тело Китти. Глаза последней при этом одобрительно сузились. Но она не смогла сдержать разочарования, когда Тиффани выбросила всего два очка.
     Лариса превратила процедур выбора орудия наказания в целое шоу. Она не спеша перебирала лежавшие на столике жуткие предметы, поочередно брала каждый из них, примеряя к своей руке, при этом не забывая поглядывать на Тиффани. Девушка нервно кусала губы, пальцы ее дрожали. Наконец она не выдержала и выронила кубик.
     - Рановато, красавица, я ведь не сделала свой выбор, - насмешливо протянула Лариса. - В ее глазах зажглась радость, когда она увидела, что на подкатившемся к ее стройным ножкам кубике выпала цифра "1". - Что же, бросок все равно был удачен, - добавила она, возвращая Тиффани кубик. - Брось-ка его еще раз, - властным тоном сказала она, выбрав наконец для себя длинную и плоскую деревянную доску овальной формы с удобной рукояткой.
     Тиффани послушно повиновалась и приглушенно простонала, когда вращающиеся грани остановили свое движение, а вверху победоносно вырисовалась шестерка.
     - У тебя счастливая рука, - заметила Лариса, откладывая в сторону доску и снова сосредоточив свое внимание на моих любимых игрушках. Вторым она выбрала узкий кожаный крученый ремень средней длины, окаймленный тонкими полосками блестящей проволоки. Сильный удар таким ремнем мог рассечь кожу до крови. Тиффани, закусив губу, бросила кубик, и не смогла сдержать радости, увидев, что ей выпала цифра "3".
     - Ты напрасно радуешься, - заметила Лариса, выбирая третьим орудием специально укороченный ремень с рельефной стальной пряжкой на конце. - Вот от этой игрушки у тебя прорежется такой голосок, о котором ты и не подозревала.
     Но Фортуна была по-прежнему благосклонна к Тиффани, и ей выпало получить всего лишь два удара пряжкой.
     Теперь была очередь Китти. Она, не слишком грациозно обогнув диванчик, за спинкой которого простояла все это время (видимо, ощущались последствия вчерашнего вечера), подошла к столику. Судя по тому, как она уверенно выбрала зловещий черный свернутый телевизионный кабель, в его пользу она давно сделала выбор.
     - Ты уж постарайся меня не разочаровать, - почти ласковым тоном обратилась она к Тиффани. - Учти, что если мне выпадет маленькое число, я буду стараться изо всех сил.
     Тиффани послушно кивнула, как будто от нее что-то зависело, и бросила кубик. Выпала четверка.
     - Видимо, по-хорошему ты не хочешь, - вздохнула Китти, - ну что ж...
     С этими словами она выбрала идеально сбалансированную плетку-девятихвостку. При самых сильных ударах она могла оставлять на теле рваные раны, и я внутренне вздохнул с облегчением, когда Тиффани опять выбросила всего три очка.
     Китти выглядела расстроенной, как ребенок, не увидевший по телевизору обещанного мультфильма. Повернувшись ко мне, она спросила:
     - Что-то здесь все такое искусственное! Можно я выберу в качестве третьего предмета настоящий прут? У вас во дворе такая береза растет!
     Я расплылся в улыбке, потому что сам недавно запоздало подумал о том, что неплохо было бы выбрать для себя вместо бамбуковой розги натуральный прут с березы или ивы. Но наблюдать, как им высечет дрожащую девушку Китти, будет почти так же приятно. Тем более что она здорово не в духе из-за выпадающего ей небольшого количества ударов.
     Китти вернулась довольно быстро, принеся целый пучок длинных прутьев, чуть тронутых свежей утренней росой. Деловито посвистывая и время от времени морщась от прикосновения юбки с своим распухшим ягодицам, она быстро отобрала несколько самых длинных и толстых, некоторое время придирчиво разглядывала каждый из них, после чего выбрала из них один, не самый длинный, всего около пятидесяти сантиметров, но весьма толстый. Его она и положила рядом с выбранными ею проводом и плеткой. Остальные же со словами "может, когда-нибудь для меня сгодятся" она воткнула в пустую вазу для цветов. После чего подошла к Тиффани и приблизила свое лицо с раздувающимися, как у почуявшей свою добычу гончей, ноздрями вплотную к ней.
     - Если ты снова выбросишь двойку, тройку или четверку, мне хватит любого такого количества ударов, чтобы разрезать ими твою цветную задницу на две части, - еле слышно прошипела она. - Это я тебе гарантирую.
     Неожиданно для своего незавидного положения Тиффани проявила характер и протянула ей кубик.
     - Если ты такая умная, то сама и бросай, - неожиданно твердым голосом сказала она.
     Китти даже опешила от такого высказывания, но я вовремя разрядил обстановку, велев Китти успокоиться, а Тиффани - бросать кубик. На этот раз удача от нее отвернулась, и выпала единица. Китти победоносно улыбнулась, по лицу же Тиффани стала разливаться бледность. Даже выпавшая двойка, свидетельствовавшая о том, что свежесрезанным березовым прутом она получит 12 ударов из 16 возможных, не смогла ее утешить.
     - Ну что же, уважаемые дамы, разбирайте свою амуницию и добро пожаловать в комнату наказаний, - галантно пригласил Китти и Ларису я, а сам властно взял под руку Тиффани и рывком поставил на ногу. - И тебя тоже. Без тебя мы, пожалуй, не обойдемся.
     Когда-то сделанная по моему спецзаказу дыба была приготовлена еще со вчерашнего дня. По иронии судьбы, Тиффани не так давно протирала ее от пыли, готовя ее для Китти. Тогда она и не подозревала, что первой, кому суждено корчиться и кричать на ней, станет вовсе не Китти, а сама она. Тиффани же и настраивала стоявшие перед дыбой и позади нее две видеокамеры. Теперь все плоды ее труда обернутся против нее же.
     - Раздевайся! - приказал я, кивнув Ларисе. Она включила одну видеокамеру и направила ее объектив на стоявшую с опущенной головой девушку. Вторая была заранее поставлена так, чтобы в поле ее зрения попадала только дыба.
     Тиффани стала послушно раздеваться. Процесс занял много времне больше минуты, потому что одето на ней было не так уж много. Платье скользнуло вниз и бесформенной массой упало к ее шикарным длинным и стройным ногам. Пальцы уверенным, но скованным движением скользнули за спину, нащупывая застежку лифчика. Тело профессиональной исполнительницы стриптиза привычно отозвалось на привычное движение, начав слегка покачиваться в такт доносившейся из гостиной музыке. Бретельки шикарного белого лифчика эффектно спустились вниз по плечам, задержавшись на локтях, и тут же слетели вниз вместе с двумя поддерживающими грудь чашечками. Все произошло довольно быстро, но это можно было объяснить - сейчас все сознание Тиффани было заполнено ожиданием неотвратимой боли, и ей было не до танцев.
     - Трусики долой, - велел я.
     Тиффани завела пальцы за тонкие белые трусики, прекрасно обрисовывавшие ее в меру полные упругие светло-кофейные ягодицы, и потянула полупрозрачную ткань вниз. Полные бедра помешали сделать это быстро, и пару раз Тиффани очень эффектно извернулась, помогая себе винтообразными движениями своего роскошного тела. Несмотря на то, что всего час назад мы с Ларисой дважды занимались любовью, я снова почувствовал приятное оживление визу живота.
     Отбросив в сторону одежду Тиффани, я и Лариса подвели ее к наклонной подвижной плоской доске и уложили ее. Мягко щелкнул стальной ошейник, фиксируя ее голову. Преодолевая сопротивление рук, мы развели их по обе стороны и тоже защелкнули в стальных зажимах. Теперь тело Тиффани повторяло форму креста. Приказав ей раздвинуть свои прелестные дрожащие ножки, мы зафиксировали и их. Теперь все было готово к началу нашего так неожиданно свалившегося нам на голову развлечения. Лариса внесла в подготовленную мизансцену два заключительных штриха, перенацелив одну видеокамеру на испуганное личико Тиффани и подложив под ее пышные ягодицы большую подушку, тем самым заставив их еще больше оттопыриться вверх.
     - Ну, кто первый? - спросила Лариса, заводя сама себя и всех присутствующих, поскольку все роли были распределены заранее.
     - Думаю, что сначала разминайся ты, - ответил я, - потом мы дадим слово Китти, ну а заключительную часть наказания должен проводить самый сильный, то есть я.
     При этих словах Тиффани содрогнулась всем телом.
     - К тому же мне выпало самое меньшее количество ударов, - с чувством глубокого сожаления добавил я.
     Лариса, покачивая бедрами, подошла к сжавшейся в ожидании начала жестокого наказания Тиффани и нежно коснулась рукой ее нежной кожи, провела выше, от бедра к маняще приподнятым ягодицам и еще выше, наслаждаясь плавными изгибами ее тела и бархатистостью кожи. Потом она, отняв руку, нетерпеливо щелкнула пальцами, и Китти поспешно протянула ей первое орудие, прикосновения которого должна была сполна ощутить сегодня прелестная попка Тиффани - широкая плоская доска. Она несколько раз приложила ее к ягодицам девушки, примериваясь, как и под каким углом припечатать ее к этим очаровательным овалам. Тиффани каждый раз легонько вздрагивала и нервно сжимала кулачки. Наконец, хорошенько рахмахнувшись, Лариса под прямым углом с силой припечатала доску точно поперек содрогнувшейся прелестной нежной попки девушки. По комнате разнесся звонкий хлопок. Тиффани коротко взвизгнула на вдохе и тут же умолкла, отчаянно завиляв талией, насколько ей позволяли это сделать пять цепко державших ее зажимов. Лариса тем временем, почти не целясь, вновь с размаху опустила доску на ягодицы Тиффани. На этот раз девушка громко вскрикнула и рванулась всем телом.
     - На твоем месте я бы поберегла дыхание, - посоветовала Лариса. - Это ведь только разогрев.
     Третим ударом она поразила левую половинку попки Тиффани, но юная мулаточка вняла ее совету и удержалась от крика. Впрочем, удары пока шли не слишком сильные: Лариса только подготавливала почву для дальнейших орудий. Обе половинки получили еще несколько ударов средней силы, и Тиффани перенесла все их без стонов. О ее страданиях можно было судить лишь по подергиваниям рук и крупным каплям пота, вытекавшим из втянутой ложбинки между двумя прелестными овалами ее попочки.
     Очередной удар снова лег поперек обоих половинок, и был гораздо сильнее всех предыдущих. Тиффани отчаянно закричала и снова задергалась в безжалостной стальной хватке нашей дыбы. Следующий приласкал ее роскошные бедра, вызвав судорожные сокращения икроножных мышц и новую серию воплей. Оставалось еще два удара. Лариса снова помучала Тиффани, несколько раз прикладывая доску к ее попке и бедрам, после чего нанесла один быстрый удар чуть выше колен, а второй - чуть ниже талии. Одна девятая часть наказания Тиффани была позади.
     Покраснение и распухание, неизбежные спутники шестнадцати не очень слабых ударов плоской деревянной доской, были почти незаметны на кофейной коже Тиффани, и она выглядела так же красиво и сексуально. Мой член уже давно был на свободе, но обе вошедшие в ранг палачей женщины не обращали на меня ни малейшего внимания, наслаждаясь беспомощностью своей жертвы.
     Лариса взяла второе выбранное ею орудие - узкий кожаный ремень длиной сантиметров шестьдесят. Он был сделан из нескольких полосок кожи, переплетенных между собой, что усиливало его и без того мучительный удар. Вделанные в них кусочки проволоки делали его поистину дьявольским изобретением. Тиффани должна была получить этим ремнем три удара. Лариса пронесла его перед расширенными глазами Тиффани, чтобы она как следует рассмотрела, что ее ждет, после чего встала сбоку и чуть сзади и несколько раз щелкнула им в воздухе. Попка Тиффани каждый раз конвульсивно сжималась, словно она уже почувствовала на ней его рассекающее прикосновение. Наконец Лариса отвела руку назад и смачно вытянула Тиффани поперек ягодиц с оттяжкой в сторону нежной кожи верхней части бедер. Почти сразу за его оглушительным свистом последовал первый по-настоящему громкий крик. В нем смешались боль, страх и безысходность. Через всю попку Тиффани быстро разгорался длинный темный след жестокого удара. Лариса же, подождав, когда закончится непроизвольное дергание нижней части тела, снова с размаху опустила страшный ремень на содрогнувшиеся ягодицы девушки. Второй след пролег немного выше первого, а кончик ремня на излете впился в правый бок, разорвав нежную кожу. Тиффани снова истошно завопила, ее кулачки на мгновение разжались, показав так хорошо знакомые мне следы от ногтей на ее ладошках, похожие на маленькие полумесяцы. На этот раз Лариса не стала дожидаться окончания стенаний Тиффани и нанесла ей третий удар, выбрав нижнюю часть ягодиц. Плоть мягко колыхнулась, а от криков у меня даже заложило уши. Тиффани очень страдала, и в криках выплескивалась наружу вся ее боль и отчаяние.
     Ларисе оставалось дать ей еще два удара пряжкой. Мы нечасто практиковали такой крайний вид порки, поэтому укороченный ремень с большой стальной пряжкой появлялся на свет лишь в особо торжественных случаях, и то, почти всегда им пользовался я. Тем не менее Лариса взяла его в руки довольно уверенно. Тиффани она его показывать не стала, возможно, не желая, чтобы у нее раньше времени началась истерика, возможно, по каким-то иным причинам. Прелестной мулаточке оставалось только тупо смотреть расширенными глазами в стену прямо перед собой и прислушиваться к звукам около своей многострадальной попочки.
     Теперь Лариса встала не сбоку, а позади Тиффани, так что первый удар лег на ее оттопыренную попку почти под прямым углом. Увесистая стальная пряжка впилась в нежную кожу ее правой половинки точно по центру со звуком, напоминающим удар боксерской перчатки по торсу соперника, оставив на нежной коже затейливый узор. Тиффани взвыла так, что у меня заболели уши, и разразилась жутким воем. Лариса же невозмутимо сместилась чуть влево и повторила удар снова, на этот раз поразив вторую половинку. Теперь на обеих половинках прелестной попки зашедшейся в крике девушки медленно разгорались две багровые отметины. Кое-где по их краям лопнула кожа, и из образовавшихся трещинок сочились, постепенно набухая, капельки крови. Кровь стекала и по ее правому боку, задетому длинным размашистым ударом ремня.
     Следующей в очереди была Китти. Глаза ее пылали недобрым огнем, когда она взяла в руки жуткую плетку-девятихвостку и подошла к беспомощной Тиффани. С улыбкой она выслушала сбивчивые просьбы о пощаде, которые Тиффани едва произнесла из-за одолеваюших ее судорожных всхлипываний. Улыбка не исчезла с ее лица и в момент нанесения первого из трех ударов, который был страшен. Отведя руку на максимально возможное расстояние вбок и назад, Китти обрушила на беззащитную и уже заметно припухшую попочку Тиффани сильнейший удар. Все девять тонких кожаных ремешков с сочным звуком хищно впились в нежную плоть. Мягкая часть ягодиц колыхнулась, как желе, и в какой-то момент мне показалось, что сейчас она оторвется. Тело Тиффани вытянулось в струнку, она широко открыла ротик, но не издала ни звука, парализованная немыслимой болью. Через всю ее попку пролегли новые глубокие раны, быстро наливающиеся красным. Не давая времени своей жертве опомниться, Китти с не меньшей силой хлестнула ее снова. На этот раз девять безжалостных ремешков с отвратительным чавканьем впились в ее обнаженную спинку немного ниже лопаток, оставив на нежной коже длинные извивающиеся следы. Шея Тиффани судорожно дернулась, а неожиданно разжавшиеся пальцы стали дрожать мелкой безостановочной дрожью. Из ее горла вырвался только нечленораздельный хрип, глаза вышли из орбит. Она испытывала дикую боль на пределе человеческих возможностей. Китти же определенно не собиралась ее щадить, и третий последний удар плеткой опоясал ее тонкую талию кровавым поясом, сотканным из девяти тонких, местами переплетающихся, полос. Кончики ремешков, закрученные в виде твердых кожаных шариков, причиняли Тиффани ненамного меньшую боль, чем стальные наконечники, обычно применяющиеся на подобного рода инструментах, зато намного снижали вероятность травматизма.
     Ларисе пришлось отобрать у Китти плетку, потому что та, увлекшись, уже собиралась нанести Тиффани четвертый удар. Наказываемая постепенно приходила в себя, но разгорающаяся жгучая боль от жестоких ударов пряжкой и плеткой заставляла ее выть нечеловеческим голосом. Китти же тем временем раскручивала телевизионный кабель. В длину он был метров пять, и она, размотав его полностью, свернула для удобства вчетверо. Таким образом, теперь его "рабочая поверхность" состояла из четырех проводов, каждый примерно толщиной с мой палец. Проявив жестокую смекалку и изобретательность, Китти взяла кабель за самый конец, тем самым увеличив его размах и соответственно - силу удара и снова заняла место позади тихо всхлипывающей Тиффани. Несколько раз взмахнув свернутым проводом, словно ковбой, собирающийся набросить лассо на строптивого жеребца, она с силой хлестнула Тиффани по бедрам. Вернее, только попыталась это сделать. Одно из окончаний провода выскользнуло из ее руки, и все сплетение тут же разрушилось, так и не достигнув тела жертвы. Китти тут же потянула провод назад и снова начала сматывать его.
     - Этот удар не засчитывается, так ведь? - с надеждой спросила она меня.
     - Засчитывается, - отозвался я. - У Тиффани тоже есть права. Она не виновата в том, что ты промахнулась.
     Китти что-то пробормотала себе под нос и вновь отвела руку назад. На этот раз удар получился, толстый кабель звучно лег поперек весьма увеличившихся и потемневших ягодиц Тиффани, она, разумеется, взвыла, но уже без прежней муки в голосе, из чего я сделал вывод, что кричит она скорее от страха, чем от боли. Кабель имел только большие размеры и устрашающий вид, а боль от его удара, даже нанесенного с расстояния более полутора метров, была невелика. Китти еще не научилась различать такие нюансы, и с нескрываемой радостью нанесла Тиффани оставшиеся два удара, метя по ее роскошным и еще относительно нетронутым бедрам.
     Настала очередь толстого березового прута, по совету Ларисы все это время размокавшего в цветочной вазе. Китти нежно коснулась им исхлестанной попочки Тиффани, провела вдоль линии позвоночника, погладила им лопатки, плечи и даже шею девушки. Мулаточка испуганно втянула голову в плечи и попыталась сжать ноги, насколько ей это позволяли стальные зажимы. Китти привели в восторг эти наивные попытки спастись. Резко отняв прут от ее тела, она несколько раз со свистом рассекла воздух, примеряя его к своей руке, а затем уже без малейшего промедления нанесла сильнейший рассекающий удар через нижнюю часть прелестной попки Тиффани. Результат превзошел все ожидания. Девушка взвыла на полную мощь голосовых связок и рванулась вверх, так что вся дыба затряслась. Китти тут же, не давая ей опомниться, с разворота хлестнула ее снова. На этот раз прут поразил еще более уязвимую верхнюю часть бедер, от чего Тиффани разразилась отчаянными криками и мольбами остановиться. Китти только злорадно улыбнулась, и третий удар лег точно по центру попки. Руки Тиффани конвульсивно сжимались, она уже не умоляла о пощаде, а просто кричала на одной высокой вибрирующей ноте, прерываясь лишь для того, чтобы набрать воздух. Жестокие свистящие удары впивались в ее нежную распухшую кожу один за другим, поражая не только ягодицы, но и спинку и бедра. Но продолжалось это не более минуты, потому что Китти быстро исчерпала свой лимит из двенадцати ударов. Она разошлась не на шутку, и Ларисе снова пришлось отобрать у нее прут, уже занесенный для следующего удара.
     Тиффани вырывалась из безжалостных стальных оков так, словно от этого зависела ее жизнь, не переставая вопить и плакать навзрыд. Прямо на глазах ее попка покрывалась новыми быстро вспухающими рубцами, одно лишь прикосновение к которым вызывало невыносимую боль. Китти постаралась на совесть, и я почувствовал, что продолжать наказание будет слишком даже для практикующихся в моем доме развлечений. Поэтому я великодушно простил Тиффани ее проступок и снял с нее оставшуюся треть наказания, которую должен был выполнить собственноручно. Но она продолжала выть, подобно раненому животному, и я не был уверен, что Тиффани слышит меня. Давая возможность прийти ей в себя, я оставил ее наедине с Ларисой, а сам увлек сияющую Китти в коридор, где поделился с ней мыслью, которая только что пришла мне в голову.
     - Ты слишком сильно наказала Тиффани, радость моя, - сказал я, внимательно глядя в ее глаза и наблюдая, как радость последовательно вытесняется сначала изумлением, потом - недоумением, которое, в свою очередь, уступает место страху. - поэтому я переношу ту часть наказания, которой я должен был подвергнуть ее, на тебя.
     - Черта с два! - возразила мне Китти, вновь заставив меня оцепенеть от ее наглостью.
     Я с наслаждением схватил в кулак ее короткие черные волосы повыше затылка и заставил откинуть голову назад.
     - В этом доме я решаю, что и с кем делать, понятно?
     Китти промахнулась всего на пару сантиметров, и ее кулак весьма болезненно вонзился мне в бедро. Почти сразу же я получил коленкой в низ живота, но главному персонажу опять-таки повезло. Тем не менее перед глазами у меня на мгновение все поплыло, и сильный толчок в грудь я уже не ощутил. Когда я открыл глаза, перед ними уже не было Китти, а был только потолок. До моего слуха донесся лишь быстрый удаляющийся топот ног.
     Я с проклятием перевернулся, потряс головой, восстанавливая координацию, и рванулся в погоню. Меня сжигал стыд: где это видано, чтобы девушка, пускай и тренированная, но уступающая мне по весу раза в полтора, а по силе - как минимум вдвое, уже не в первый раз отправляет меня на свидание с полом собственного дома! Уязвленное мужское самолюбие жаждало немедленной мести, и я пробежал по коридору в рекордно короткое время. Китти уже возилась с дверным замком, нервно дергая так невовремя заевший ключ.
     Я победно рванулся вниз по лестнице. Китти прижалась к двери спиной и выставила перед собой руки с хищно уставившимися на меня длинными ногтями, покрытыми ярко-красным лаком. Она выглядела так устрашающе, что я инстинктивно замер.
     - Ставлю двадцатку на Китти, - донесся сверху чуть насмешливый голос Ларисы. Облокотившись о перила, она с интересом наблюдала за нами.
     - В таком случае ты проиграла, - ответил я, не отводя взгляд от Китти и постепенно приближаясь к ней. Когда нас разделяло не более метра, она сделала обманное движение одной рукой. Я отпрянул, а она, сделав шажок вперед, вытянула вторую руку и едва не зацепила мое лицо кончиками своих ногтей. Мои щеки овеял легкий ветерок, но я успел поймать уходящую в сторону руку, и ловким движением притянул непослушную девушку к себе. Второй рукой она хотела влепить мне пощечину, но я был начеку, увернувшись и заломив пойманную руку повыше. Китти застонала.
     - Ну что, хватит с тебя? - осведомился я.
     Китти вместо ответа попыталась лягнуть меня ногой, и ей это частично удалось. Я выкрутил ее руку еще сильнее и перехватил вторую, намертво зажав ее в ладони.
     - Вернемся-ка назад, если не возражаешь, - шепнул я ей на ушко и повел упирающуюся Китти обратно.
     Дыба уже пустовала. Я не стал выяснять у Ларисы, где Тиффани, потому что теперь меня больше интересовала Китти. Швырнув ее на пол, я не замедлил язвительно осведомиться:
     - Сама разденешься, или помочь?
     Китти колебалась недолго. С достоинством выпрямившись, она быстрым движением стащила с себя юбку, поморщившись, когда она проехалась по ее ягодицам.
     - А дальше? поинтересовалась возникшая в дверях Лариса.
     Смерив гордым взглядом и ее, Китти стянула через голову и футболочку, представ перед нами совершенно обнаженной. Любуясь ее крепким, по-спортивному подтянутым телом, я шепнул Ларисе:
     - Принеси, пожалуйста, выбранные мною предметы наказания.
     Китти продолжала с вызовом смотреть на меня. Казалось, что она и теперь будет продолжать сопротивление.
     - Повернись ко мне спиной, - приказал я.
     Грациозно покачивая бедрами, Китти повернулась. Ее ягодицы представляли собой жуткую картину. Во всех направлениях ее пересекали толстые и тонкие, длинные и короткие, прямые и извивающиеся рубцы, едва покрывшиеся корочкой из запекшейся крови. Кое-где кожа вздулась и образовала кровавые пузыри. Даже легкий хлопок ладонью причинил бы Китти адскую боль. Но в моей голове уже рождался хитроумный план.
     - Ложись, - скомандовал я, и удовлетворенно кивнул, когда Китти покорно улеглась, вставив руки и ноги в зажимы, в которых только что извивалась под ее беспощадными ударами Тиффани. Мне оставалось только защелкнуть запоры, что я незамедлительно и сделал. Резкие перепады поведения Китти от рабской покорности до вызывающего непослушания безумно меня заводили, и я с трудом преодолел желание поиметь ее прямо здесь и сейчас.
     Вернувшаяся Лариса разложила передо мной орудия наказания - длинную бамбуковую розгу, широкий жесткий кожаный ремень и резиновый хлыст. Лениво перебирая и по очереди прикладывая их к вздрагивающим опухшим ягодицам Китти, я стал неторопливо оглашать приговор:
     - По первоначальным условиям я должен был нанести тебе пять ударов розгой, шесть - ремнем и два - хлыстом. Но ты сопротивлялась и три раза меня ударила. Поэтому количество ударов каждым предметом тоже утраивается. Стало быть, розгой ты получишь пятнадцать, ремнем - восемнадцать, а хлыстом - шесть ударов.
     Китти жалобно простонала.
     - Менее всего у тебя пострадала спинка, - продолжал я, - поэтому с нее я и начну. Я буду очень стараться, потому что очень на тебя зол. В твоих же интересах сдерживать крик как можно дольше. Как только ты закричишь, следующие удары получит то, что находится у тебя пониже спины. А это будет гораздо больнее, чем ты можешь себе представить.
     Китти только вздохнула и поерзала на гладкой доске, устраиваясь поудобнее.
     - С поправкой на твою вчерашнюю порку я разрешаю тебе перенести часть ударов с любого предмета на другой. Хотя ты этого и не заслуживаешь.
     - Спасибо, - прошептала Китти и замолчала. В повисшей тишине она лихорадочно соображала, от какого предмета менее всего пострадает ее многострадальная попка.
     - Ты бы поторопилась, что ли... - протянула Лариса.
     - Значит так, - дрожащим голоском проговорила Китти, - все удары с хлыста перенесите на ремень...
     - Разумно, - констатировала Лариса, с видом президента банка, подписывающего договор, записав в свой блокнот несколько цифр. - Значит, ремнем ты получишь двадцать четыре удара.
     - И с розги тоже снимите... - она заколебалась, - десять...
     - Итак, ремнем тридцать четыре удара, а розгой - только пять - подытожила Лариса. - Как я уже говорила, разумный выбор. Вот только рука у моего мужа тяжелая, а когда он рассержен, то вообще в зверя превращается...
     Я тем временем уже держал длинный широкий ремень, любовно поглаживая его крепкую жесткую кожу. Сначала я свернул его вдвое, но так было не совсем удобно, и тогда я намотал его на правую руку, оставив свободной полоску кожи длиной сантиметров шестьдесят. Поскольку первоначальному обстрелу должна была подвергнуться спина Китти, я подошел поближе и приложил ремень к ее красно-сине-багровым распухшим ягодицам. Девушка застонала и попыталась отодвинуться.
     - Ну что же, поехали, - сказал я и подмигнул Ларисе, уже спрятавшейся за объективом видеокамеры.
     Первый удар я нанес не слишком сильно, привыкая к размерам ремня. Китти даже не шелохнулась. Второй удар лег точно на место первого. Китти, стиснув зубы, молчала. Я стал равномерно обрабатывать ее спинку широкими размашистыми ударами, постепенно опускаясь от лопаток к талии. Поскольку ремень был широким, я уложился в восемь ударов. Китти выдержала все без единого стона, только судорожные движения ее скованного тела выдавали ее страдания. Впрочем, на первом десятке я не слишком усердствовал.
     Одиннадцатый удар я сделал на порядок сильнее, направив его на "пограничную территорию" чуть повыше талии. Там заканчивалось несколько вспухших рубцов, оставленных вчерашней поркой, и ремень захлестнул и их. Китти застонала, изо всех сил сжимая зубы. Имея в запасе еще достаточное количество ударов, я решил поиграть с ней и направил еще два гораздо более слабых удара на то же самое место. Теперь Китти стонала от бессильной злобы: она прекрасно понимала, что я могу вырвать из нее крик в любой момент, что я просто-напросто играю с ней, как кошка с мышкой. Видимо, я задел ее самолюбие, потому что неслабые четырнадцатый и пятнадцатый удары она выдержала без единого звука.
     - Как же ты любишь свою попочку, - ласково сказал я и от души с оттяжкой вытянул ремнем наискосок через всю спинку беспомощной девушки. Китти охнула. Но криком это считаться не могло. Я повторил удар, зайдя с другой стороны, но Китти только откинула незафиксированную голову назад, воздев к потолку искаженное страданием личико. Я дал ей несколько секунд отдышаться и прочертил еще одну полосу у нее под лопатками. Снова стон и скрип зубов. Китти демонстрировала чудеса стойкости.
     Девятнадцатый и двадцатый удары снова пролегли наискосок от плечей к ягодицам девушки. Китти тяжело дышала, ее тело страдальчески выгибалось, а во вдавленной линии позвоночника поблескивали крупные капли пота. От ее тела поднимался странный запах, напоминающий распаренные в бане веники. Вся ее спина покраснела, а оставленные ударами ремня полосы наливались багровым и фиолетовым цветами. На ней уже почти не оставалось живого места, но кожа все еще была неповрежденной.
     Китти оставалось выдержать еще четырнадцать ударов. Я решил сломить ее сопротивление быстрой энергичной серией, снова спускаясь от лопаток к талии, и с упоением принялся за дело, размахивая рукой на полную дугу и от души впечатывая жесткий ремень в конвульсивно вздрагивающее тело. После первого удара Китти лишь скрипнула зубами, на второй отозвалась протяжным стоном, перебитым третьим, отчего на время четвертого удара в ее горле наступил спазм, прошедший после пятого. Тогда она и закричала. Я едва успел придержать ремень, который все же по инерции слегка хлопнул ее по плечам. Но правила есть правила, и теперь Китти оставалось восемь раз ощутить ремень на своих нещадно выпоротых двенадцать часов назад ягодицах.
     Я дал ей несколько минут, чтобы прийти в себя. Китти перестала кричать, но продолжала всхлипывать и монотонно подвывать. К невыносимой боли в отстеганной спине примешивался страх перед грядущей болью, с которой все только что перенесенное не шло ни в какое сравнение. Я провел рукой по ремню и поразился ее влажности. Китти буквально исходила потом, сочившемся из всех пор ее разгоряченного тела.
     Но вот настал момент истины. Не обращая внимания на продолжавшийся прерывистый вой девушки и ее слабо подергивающееся в конвульсиях тело, я перехватил ремень поудобнее и снова занес руку.
     - Молись, - негромко сказала Лариса.
     Ремень со свистом рассек воздух и лег точно поперек распухшей попки Китти, затейливо разрисованной свежими рубцами всех размеров и цветов. На месте удара на мгновение пролегла широкая белая полоса, тут же вспыхнувшая красным, а Китти дико завопила и задергалась. Я отвел руку и залюбовался извивающейся девушкой, сжигаемой невыносимой болью. Она пыталась что-то произнести, но душившие рыдания не позволяли ей произнести связно ни одного слова. Впрочем, не надо было обладать большой фантазией, чтобы догадаться, что она хочет мне сказать.
     Второй удар прочертил еще одну огненную полосу чуть пониже первой, и Китти моментально зашлась в крике. По всему ее истерзанному телу вздулись мышцы, она прилагала нечеловеческие усилия, чтобы освободиться, но все было бесполезно.
     Выждав несколько секунд, я обжег хлестким ударом ее бедра, зацепив нижнюю часть ее несчастной попки. Китти захрипела, из ее рта пошла пена, а глаза закатились. Девушка выгнулась дугой, насколько позволяли ее оковы, и отчаянно закрутила тазом, наивно полагая, что так я смогу промахнуться. Впрочем, ее действиями уже руководил не рассудок, а инстинкты.
     Четвертый удар получился самым сильным из всех, потому что ударил я с разворота, и ремень пролетел в воздухе, набирая скорость, в общей сложности метра два. Он вонзился наискосок от правой ягодицы к левому бедру со смачным чавкающим звуком. Китти опять заголосила во всю мощь голосовых связок. Из ее судорожно сжатого правого кулака потекла струйка крови.
     После пятого удара я заметил, что ощущения Китти стали терять остроту. У нее уже не осталось сил кричать, она только глухо вскрикивала и раскачивалась в такт ударам. Вниз по ее бедрам стекали крупные капли пота, под ее головой накапала уже целая лужица из слюны и слез, а по краям следа от одного жестокого удара, пришедшегося на спину, сочилась кровь. Места вчерашних рассечений на ягодицах тоже начинали кровоточить. Но я остановился лишь после того, как выдал Киттиной попке все положенные восемь ударов.
     Оставалось дать ей пять ударов бамбуковой розгой. Здесь у Китти не было никаких шансов уберечь свою попку. Я тщательно прицелился и с оттяжкой вытянул ее наискосок через всю спину. Китти опять выгнулась до предела, открыв рот, но из него донесся только нечленораздельный хрип. Но изменение характера боли она определенно заметила, и это внушало надежду. Снова прицелившись, я поразил ее кровоточащий рубец на спинке, и мой слух приласкал почти опередивший свист розги жуткий вопль.
     Три удара жесткой и толстой бамбуковой розгой по ее залитым кровью ягодицам стали одним из самых запоминающихся событий моей жизни. После каждого удара я выжидал не менее минуты, наблюдая за нечеловеческими судорогами и внимая диким крикам своей жертвы. Первый удар разбрызгал капельки крови по всей комнате и окрасил розгу в алый цвет. Второй я направил почти перпендикулярно ее приподнявшейся в момент очередного рывка попке, и брызги крови упали на ее изувеченную спину. Третий я намеренно сделал самым сильным, но след от удара так и не был мной увиден на общем багровом фоне.
     Я отшвырнул розгу в сторону. В ушах звенело от непрекращающихся стонов, руки гудели от интенсивной работы, а член распирало от неукротимого желания. Не глядя на Китти, я вышел из комнаты, бросив Ларисе:
     - Как придет в себя, развяжи и помоги ей добраться до комнаты.
     Сам же я толкнул незапертую дверь комнаты, где жила Тиффани. Девушка, по-прежнему абсолютно обнаженная, лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Она испуганно обернулась на шум и вся сжалась, увидев меня. Не говоря ни слова, я подошел к ней, стаскивая с себя остатки одежды, решительно взялся за ее бедра и одним точным сильным движением вошел в ее лоно почти до предела, успев подумать перед этим, что мой уик-энд начинается весьма неплохо.
     Февраль - март 2002 года
     Продолжение следует... если читатели дадут мне знать об этом :))