Мы затащили ее в подвал, когда все уже было готово. Я продел ее связанные руки в петлю и подтянул тело вверх через блок. В ее глазах плескался ужас, ноги мелко дрожали, платье прилипло к телу.
     Мы сели в кресла, я плеснул в стаканы "Золотого Кольца", молча выпили.
     - Сними с нее платье, макс, - сказал я.
     Макс медленно расстегнул три кнопки на груди и стянул платье вниз. Бюстгальтера не было. Мне стало интересно:
     - Убери пластырь.
     Макс освободил ей губы. Ее ноги оставались полусогнутыми, внутренняя сторона бедра уже ощутила руку Макса. Потом он надавил на лоно, она вскрикнула и прогнулась назад. Макс усмехнулся, погладил ее по щеке. У него уже стоял. Она видела это.
     Я все думал, почему она не одела бюстгальтер.
     - Кеша, как это, - проговорила она, - почему? Зачем вы так?
     Я был вынужден улыбнуться.
     - А как? Вы хотели бы, чтобы мы с Максом остались после уроков в классе и сказали вам: "Жанна Павловна, мы решили с вами поразвлечься в этот уик-энд, потому что вы - sex-appeal, вы нас возбуждаете одним своим видом, когда ведете уроки, и когда вы наклоняетесь, и когда вы в короткой юбке, и у вас красивая грудь, и мы знаем, что вы не замужем, но мы, Жанна Павловна, странные ребята, мы странно любим, по-особенному..."?
     Капли пота докатились уже до ее груди и теперь спускались в ложбинке. Макс был уже у коробки, а она все еще смотрела на меня. Он быстро рванул сзади ее трусики и с силой воткнул искусственный пенис, уже намазанный вазелином, в ее анус. В ее глазах слезы оставили только изумление.
     - Вас еще никто так? - сказал Макс, довольно улыбнувшись и проведя пальцем по ее губам.
     Я закуривал, когда она увидела вибромассажер в руке Макса. И она испугалась, что они поймут, если все наступит слишком быстро. Не прошло и минуты, а конвульсии уже сотрясали ее, ноги неприлично страстно сжимали руку Макса под его изумленным взглядом в спокойных глазах Кеши.
     - Давай, - сказал я. Макс ударил ее по щеке, потом схватил за волосы и за грудь. Он несильно бил ее по болезненным местам, и она с о страхом почувствовала, что наступают новые сладостные судороги, сок уже стекал по ляжкам, и когда она увидела руку, двигающуюся в джинсах, она погрузилась в вихрь без остатка.
     Мы курили. Ее тело лежало на полу, казалось, без чувств. Волосы разметались.
     Макс встал и пододвинул еще кресло, затем опустил ее туда, она открыла глаза, ресницы вздрагивали, теперь он привязывал руки ремнями к подлокотникам, широко развел ноги и привязал их к ножкам кресла. Она смотрела на меня.
     - Хотите уйти? - поинтересовался я. Она молчала.
     Макс ввел оголенный конец телефонного провода ей в вагину, потом сел рядом со мной и взял старый аппарат с ручкой. Жанна вскрикнула, когда он несколько раз крутанул ручку - от неожиданности, было не больно, а щекотно и вызывало такие...
     - Сильнее, - сказал я.
     Макс стал крутить быстрее, она задвигала тазом, задергалась: - Боже, сумасшедшие... Перестаньте, ну не надо, ну я прошу тебя, Кеша, ой... ох... а... ну я... прошу.
     - Что вы хотите сейчас? - крикнул я.
     - Ой, не надо...
     - Сильнее, Макс.
     - А... а... - Она дергалась, извивалась как могла, нестерпимый зуд внизу пугал, что она не вытерпит и скажет.
     - Что ты хочешь? Ну! - Макс все крутил.
     - Изнасилуйте меня, - закричала она, - быстрее.
     Я подошел, расстегнул джинсы. Моя вздыбленная плоть была рядом с ее лицом, она потянулась губами, но не смогла достать...
     - Ближе, ну ближе, о... ох... - стонала она.
     Макс уже перестал крутить, когда мой оказался у нее во рту. Внезапно оргазм стал сотрясать ее, член выскочил, и струя ударила сначала в щеку, потом на закрытые веки, брови...
     Я сел в кресло без джинсов, ее голова откинулась назад, лицо, покрытое спермой, слегка вздрагивало, рот был приоткрыт.
     Макс подошли положил ее кисть руки в тиски, потом стал медленно сдавливать пальцы. Она очнулась и удивленно посмотрела не него. В следующее мгновение острая боль заставила ее закричать.
     - Что, что вы хотите? Что? Что? Я все сделаю, не надо, больно!
     Макс остановился и посмотрел на меня.
     - Мы хотели бы узнать от вас, Жанна Павловна, что случилось с пятиклассником Ленюлей месяц назад.
     - Ничего.
     - Не заставляйте нас делать вам больно.
     - Не надо, я расскажу.
     - Мы слушаем.
     - Я сказала остаться ему после уроков, так как он не сделал домашнее задание...
     - Подробно, мы не торопимся. Отвяжи ей правую руку.
     - Леня, сказала я ему...
     - Во что вы были одеты?
     - На мне была короткая черная юбка в обтяжку и белая кофточка с вырезами на груди и на спине, - она смотрела на мой поднимающийся член.
     - Вы знали, что он самый беззащитный в класcе? - спросил я.
     - Да.
     - Что у него мать - уборщица в нашей школе?
     - Да.
     Что он всего боится, особенно учителей?
     - Да, я знала, я спросила, почему он не сделал урок, он молчал.
     Я встала и пошла закрыть дверь в класс. Я чувствовала, что он смотрит, как я иду, на мой зад, на мои ноги. Когда я садилась вновь перед ним, я медленно положила ногу на ногу, чтобы юбка задралась так, что стали видны резинки чулок.
     - Подойди ближе.- Он подошел.
     - Ну и расскажи мне, почему ты не сделал урок.
     _ У нас были гости вечером.
     - Ну и что? Сделал бы уроки в своей комнате.
     - У нас одна комната.
     - Сделал бы после ухода гостей?
     - Он остался на ночь.
     - Кто?
     - Мамин гость.
     - Остался у вас на ночь?
     - Да.
     - Где же он спал? - Леня молчал. Я ударила его по щеке. - Ну?
     - С мамой в кровати
     - А где твоя кровать?
     - В другом конце комнаты.
     - Ты слышал, что они делали ночью? Ну! - Я ударила его по щеке два раза.
     - Да.
     - Что?
     - Он залез на маму сверху и двигался, кровать скрипела...
     - И все?
     - Мама еще стонала.
     - А он?
     - Он сильно дышал и хрипел...
     Я развела ноги в стороны, расстегнула одну пуговицу на кофточке. У него дрожали губы, он вспотел.
     - Что было дальше? Ну, быстрее!
     - Потом мама встала на четвереньки, а он встал сзади нее...
     - И что?
     - Он стал двигать попой.
     - Зачем? Говори, зачем?
     - Чтобы его писька ходила туда-сюда.
     - Зачем?
     - Не знаю.
     - Знаешь! - Я схватила его за щеку ногтями и стала крутить кожу. Он закричал.
     - Чтобы ему было приятно, - задыхаясь, проговорил он.
     - А ей?
     - Ей, наверное, тоже.
     - Наверно или точно?
     - Точно.
     - Почему? Ну, говори, ну! - Я несколько раз сильно стукнула его каблуком по щиколотке. - Говори.
     - Потому что она так стонала и говорила: "Еще, еще, милый", а потом говорила: "Глубже, глубже, сильнее..."
     - А что ты делал в это время?
     Он не отвечал, стоял, потупясь. Я наступила ему каблуком на сандалию. - Ну?
     - Я дрочил.
     Покажи, как!
     - Я не могу. - Он замолчал.
     Я ударила его каблуком по пальцам ноги.
     - Не стоит.
     Я я схватила его за брюки.
     - Снимай штаны!
     Он не двигался, я сильно ударила его в живот, он согнулся и застонал. Потом стал стягивать штаны. У него стоял и был не такой уж маленький. Я взяла его в руку, оголила головку.
     - Я тебе нравлюсь?
     - Да.
     - Очень?
     - Да.
     - Ты дрочишь по ночам?
     - Да.
     - О чем ты думаешь в это время?
     - О вас. - Ох, вот как? И что же ты представляешь, а?
     - Что вы приходите на урок в класс и потом при всех снимаете юбку, - он тяжело дышал.
     - И что?
     - Потом снимаете и трусики...
     - Ты знаешь какие я ношу трусики?
     - Да, я подглядывал, когда вы стояли с директором на лестнице.
     - В чем же я остаюсь?
     - В чулках и в кофточке.
     - Дальше.
     - Ну вы ходите...
     - Не ври!
     - Бьете нас линейкой.
     - Всех?
     - Меня.
     - А потом?
     - Садитесь на парту передо мной, расставляете ноги и водите рукой по груди и ногам и там...
     - Скотина! - я сильно ударила его ногой вбок. Он упал, я стала пинать его, он вскрикивал, его член стоял, головка покраснела, я схватила за него и ущипнула. Он заскулил. - Встань, ну!
     - Откуда ты знаешь, где я должна водить?
     - Видел по видику.
     - Дрочи. Быстро, - видимо у меня дрожал голос, сок уже тек сквозь мокрые трусики. - Дрочи, ну, быстро!!
     Он стал двигать рукой и смотрел мне на ноги, его лицо исказилось. Я расстегнула кофточку, грудь вывалилась. Он обомлел, рука задвигалась быстрее.
     - Иди сюда, ближе. Ты сосал у женщин?
     - Что сосал?
     - Внизу, между ног, вот здесь? - я расстегнула юбку, подняла ее на талию, отодвинула трусики в сторону.
     - Нет, - казалось, что он упадет. Я взяла его за волосы и притянула к лону. Он ткнулся носом между губок, его нос был холодным.
     - Языком, ну, давай, - он стал лизать. - Выше, да здесь.
     Через минуту подступили спазмы, искры, свечение, все... по-моему, я сильно сжала ноги, так, что тон кричал, ему нечем было дышать, я рвала ему волосы...
     Она дрожала, глаза почти закрылись, лицо покрылось пятнами.
     - Ну, ну... - сказал я, и она пальчиками свободной правой руки проникла туда, поймала его и почти остервенела...
     - Потом что? - сказал я, но она уже не слушала меня и не видела...
     - Еще несколько раз, потом била его... ох... заставила вообще раздеться... била ногами... ай! потом лизал анус... долго, заставляла совать туда язычок... я постоянно кончала... потом била его по щекам, чтобы не вздумал никому рассказать...
     - Мы мимо проходили и услышали его крики. Мы знали, что вы вдвоем в классе, - но она меня не слушала. - Потом это повторялось? - крикнул я.
     - Да. Да, - ее пальцы блестели и двигались с сумасшедшей быстротой, иногда почти полностью скрываясь внутри.
     - Часто?
     - Почти каждый день...
     - До сих пор?
     - Да... ох... да... да... ооо! - брови изумленно поднялись, губы скривились, она падала в медленно открывающуюся сверкающую пропасть, тело в ремнях забилось, соски напряженно вздрагивали, она была чертовски красива сейчас.
     Макс вскочил, сорвал ремешки с ног и рук, повалил ее на живот на пол, приподнял зад, развел ноги и начал грубо и методично. Я слышал ее стоны, видел, как похотливо она движет ягодицами ему навстречу, как капает слюна изо рта, как темнеют ее волосы, и мне хотелось задушить эту обезумевшую кошку.
     - В меня, в меня, - кричала она, но Макс деловито кончил ей на спину. Потом я схватил плетку и ударил ее по ягодицам, она дернулась и замерла, все еще всхлипывая. Что-то остановилось во мне.
     - Хватит, пойдем, - сказал я Максу. - За шкафом дверь в душ, бутерброды на столе. Водка. Дверь захлопните, - сказал я и мы вышли.
     - Ты был прав, - сказал Макс.
     - Увидим, - ответил я.
     На улице тихо и пустынно светились фонари, и через 10 минут на магистрали такси подобрало нас.
     Уже наверху, в квартире у меня, Макс позвонил сестре, что останется здесь.
     - Будешь коньяк? - спросил я.
     - Я - водки. Ты был прав.
     - Время покажет, - я думал теперь о ее глазах, какими они были, когда я закрывал дверь. Они были спокойными и внимательными, и я не сомневаюсь, что они заметили мои слегка дрожащие пальцы.
     Макс часто оставался у меня, его родители погибли пять лет назад. Он жил в двухкомнатной квартире со смежными комнатами вдвоем с двадцатичетырехлетней сестрой. А ему было 18, унисон их жизни как раз и не мог соединиться на этих 32 квадратных метрах. Ее вечеринки - это только ее вечеринки, после которых должны быть только ее ночи. Спасительный приют был в 17 квартире, на четвертом этаже хорошего дома по ул. Кирова, - у меня в квартире, которую я занимал один. Сдавать в интернат меня не стали. Отец и с ним мать третий год работали в Пакистане в торгпредстве. В классе дико завидовали шмоткам, а я сам дико завидовал иногда своему свободному времени.
     Мы с Максом были неплохие ребята, которые никогда не знали никакого Ленюлю до этой ночи...

     
     Год заканчивался тихо и мирно, близились летние каникулы, ровный голос Жанны Павловны по-прежнему поднимал мою персону, либо персону Макса, так же как и любого другого. Но я боялся за Макса - он всегда так при этом краснел, что Люба Нечаева в душе заходилась, принимая это на свой счет.
     30-го нас отпустили, а 2-го мы с Максом решили отбыть из города на байдарках. Но нас по понятному поводу пригласила на вечеринку Люба. Мы как раз обсуждали эту проблему, когда мимо нас по коридору прошла Жанна Павловна. Я остолбенел. Я всегда столбенел, когда видел ее походку. Мне стало грустно.
     Вообще-то я принципиально не пью плохие напитки и много. Я изменял себе в этом всего один раз, именно в тот вечер, у Любы. Мы пили все и до тех пор, пока жизнь не замигала у нас перед глазами бесшабашными огоньками игральных автоматов. Мы были счастливы, Макс обнимал Любу и я смирился уже с тем, что мне придется возвращаться домой одному.
     - Идиот! Идиот!! - закричала на кухне Любка. Вышел Макс, и я понял, что пора, раз все вернулось на круги своя.
     На свежем воздухе в ночной прохладе я спросил, что заставило ее так изменить свое мнение о нем?
     - Как я теперь припоминаю, я сказал ей буквально следующее: "Мадам, как вы относитесь к тому, чтобы стать любовницей моего добродушного пса?" Вт, собственно, и все.
     - Что ты имел в виду под псом?
     - Именно моего пса Чери.
     - Значит, она поняла тебя правильно;
     Тем временем мы спокойно двигались к проспекту, чтобы на такси уехать из этого места, но игральные барабаны крутились все быстрее, лампочки вспыхивали, как стоп-сигналы, а удар не стал такой уж большой неожиданностью. Неожиданность проявилась в том, что большое и бесчувственное тело Макса уже втаскивали в "девятку".
     К Жанне приехала ее сестра Лия с мужем. Она была чуть старше и всем, что было в жизни Жанны особенного, она была обязана своей оригинальной сестре. И даже оригинальной ее семье. Вадим очень, очень оригинален, говорила Лия ей перед свадьбой. Такая оригинальность Жанну не прельщала, но она любила в сестре воплощение своих снов. Период восторженного поклонения прошел года два назад и уступил место деловому сотрудничеству на почве насыщения жизни оригинальностью.
     И теперь утром, после жаркой ночи, когда они любили друг друга, а потом приняли вместе ванну, кофе на террасе дачи казался особенно вкусным; среди сосен, солнца, хвои и ее запахов, тишины, как результата отсутствия кого бы то ни было в округе за километр.
     Вадим вышел к завтраку в отличии от них совсем обнаженным.
     - Не опасайся, дорогая, со временем его наклонности уже не делятся пополам. Мы, в конце концов, проиграли этот раунд.
     - От чего же, - Вадим положил руку на ногу Жанне и стал двигать ее вверх.
     - Ого, ты меняешься на глазах, Жанна действует на тебя неотразимо. Вперед, Жанна, обрати его опять в нашу веру.
     Вадим все больше распалялся. У него встал. Он схватил Жанну за талию и рывком толкнул на стол. Макнул руку в сметану и ударом вошел туда, где до сих пор побывал лишь язычок и искусственный слепок.
     Перед глазами плескалась чашка кофе, удары были нервными, Лия вовсю наслаждалась зрелищем, где-то в животе возникла истома, Вадим зарычал, внутри стало горячо, она закусила палец, это было так же необычно...
     Вадим уже отдыхал и пил кофе, Жанна так и лежала грудью на столе, спазма не отпускала ее, лицо было бледным, и встревоженный взгляд Лии это отметил.
     - Пойдем вниз?
     Жанна, стиснув зубы, кивнула. В комнате она быстро облачилась в мягкие высокие кожаные сапожки выше колен и лайковые трусики с прорезями. Лия надела что-то похожее на ремни. Они спустились в подвал. Макс оставался подвешенным еще со вчерашнего вечера.
     - Привет, красавчик, - проворковала Лия, голова Макса дернулась, она ущипнула его.
     - Отойди, - только и сказала Жанна... Она стегала и стегала, кнут свистел, Лия просила остановиться, но она видела дергающееся тело, пока кнут не выпал у нее из рук, и на коленях она судорожно ловила лоно, чтобы помочь Лие вставить туда вибратор...
     Вот они сидят сейчас в креслах перед безжизненным Максом и пьют коктейли. Жанна шутит:
     - Наверное, ему не до женщин теперь?
     - Мы это проверим, - Лия берет шприц и грациозной походкой приближается к Максу. Туго обтягивающие ее ремни скрипят. Макс уже знал, что за уколом ему безумно захочется женщину, он будет бесноваться в жгутах и брызгать спермой на медленно извивающиеся перед ним два женских тела.
     - Когда мне говорят: "она женщина!", внутри я улыбаюсь, хотя я не самый страстный поклонник Ким Бэсинджер. Когда мне говорят: "это - секс!", я могу усмехнуться... Этому нельзя научиться, это талант. Но когда мне говорят: "вот любовь", я замираю, словно перед тьмой.
     Когда я вижу исполосованного Макса, двух смеющихся женщин с кнутами и добродушного мужчину рядом с ними, я думаю: "Вот страстные поклонники таланта тьмы". Мне легче. Меня не бьют. Я - десерт. Мне не сказали пока и пары слов, меня просто внимательно изучают.
     Раз в день, обычно по утрам, приходит эта женщина. Она смутно видит, как она ставит пищу, затем садится на стеклянное судно и писает туда. Это его жидкость, другой ему не дают. Потом она спрашивает: "Ну, куда сегодня?"
     - Что с Максом?
     - Не волнуйся. Нагнись, - он нагибается и сзади уже не видно возлюбленную плоть...
     - Я хочу его видеть! - но она просто усмехается и делает укол. Уходя, она кивает на резиновую куклу, валяющуюся на кровати:
     - Смотри, не замучай ее! - ее грациозный зад плавно покачивается за закрывающейся дверью. Этот зад сводит его с ума, стоит перед глазами до вечера, пока он потеет и стонет над размалеванной резиной, и даже когда забывается, он возбужден, ничто не может принести успокоения... Он представляет прошлое лето на даче своего брата под Питером.
     Брату 25, и месяц до этого он женился на очаровательной блондинке с потрясающей фигуркой.
     В первый же вечер Кэш случайно заглянул в гостиную с темной террасы. Ее юбка была поднята, грудь лежала на столе, а брат, спустив светлые брюки, любил ее при свете камина в меньшее отверстие. Ее губы создавали блаженную улыбку, вдруг он дернулся, она моментально развернулась, схватила его губами, чтобы все вобрать в себя. Ритуал.
     Лишь неделю спустя он понял, что это была не случайная сцена. Вечером у всех троих в руках, как обычно, коктейли, на экране грациозное совокупление... Татьяна встает, медленно расстегивает кофточку и сбрасывает ее, ее грудь вздрагивает и колышется, когда она приближается к Сергею. Встав на колени и изогнувшись, она расстегивает его брюки, его член вырывается на свободу, она лижет ствол так, чтобы и это, и ее безупречный зад были хорошо видны... Копна светлых волос поднимается и опускается, брат постанывает, Кэш выходит...
     - Мальчик стесняется дрочить при нас, - говорит она и продолжает. Брат стискивает ее голову.
     Утром за чаем супруги улыбаются.
     - Серж.
     - Я слушаю.
     - Твоя жена очаровательна. Очаровательно сумасбродна. И я полагаю, что освобожу вас от своего общества немедленно, если она не подтвердит этого и в отношении меня.
     Татьяна отвернулась к мужу и улыбнулась.
     - Мы это обсудим, - сказал Серж.
     - Не буду мешать. - Я встал. Через десять минут он вернулся один.
     - Ну что ж, - сказал он, - всегда, когда она будет не против.
     Я пошел в спальню.
     Она лежала на кровати. Черные чулки, черная грация и то, что она листала журнал - это все, что я увидел, моя рука расстегивала замок брюк. Она положила журнал, мило взглянула на меня, поправила волосы, подошла и опустилась передо мной на колени, взяла в руки, и, осветив меня голубыми глазками, произнесла сладко:
     - Ты мне нравишься.
     - Я знаю.
     - Запомни одно, спускать всегда в рот и делать все, как я хочу.
     - Я буду стараться.
     - Не ошибайся, иначе я буду тебя бить.
     Ее язык коснулся меня, он инстинктивно вздрогнул.
     - Ну не волнуйся, - сказала она, и я нырнул в ее сладкую глубину рта. Чуть шершавый язычок пробегал вокруг головки, потом прижимал ее к небу, все продолжалось недолго. Глотала она в несколько приемов, и на нее стоило глядеть в этот момент. После этого она полизала мне яйца и опустилась на пол у моих ног...
     Следующей ее ипостасью, которая открылась для меня, была ее задняя дырочка. Вообще ее пристрастия в сексе были следующими (по убывающей): миньет, попка, затем смотреть, как онанируют мужчины, куннилинг, вибратор в попке, и на последнем месте ее интересовал член как таковой в вагине.
     Теперь мне даже кажется, что миньет, мастурбация и куннилинг волновали ее больше всего. Она буквально немела, когда вы входили между ее языком и небом. Она любила активный мужской миньет, ее голова должна была оставаться неподвижной, а член отдавать ей движения и сладость вместе с этим, руки при этом она держала на ваших ягодицах и любимым положением у нее было - пальчики в вашем анусе. Она не ласкала себя в это время. Весь фокус был в том, что она по-настоящему кончала, иногда раньше, иногда позже вас, для нее это был полноценный половой акт. Что касается онанизма, то она изматывала меня. Я должен был мастурбировать постоянно: пока Серж был на рыбалке, охотился, спал, пил чай, читал газету или рассказывал анекдоты. Она обожала стриптиз для меня в это время. Перед ней на коленях стоял я и должен был командовать ею. Например: задери юбку, выше, повернись, спусти трусики, наклонись, теперь сними их, засунь туда палец, двигай им, еще, еще, повернись, встань на колени, облизывай губы, расстегни блузку, трогай соски... Я вскакивал и спускал ей на грудь. В момент, когда теплая струя касалась ее груди, она начинала кончать, кусая губы, растирая сперму по себе. Серж вставал и, легонько подтолкнув ее вперед, входил сзади, завершая дело. Я смотрел на ее лицо. Оно было таким, что верилось, ударь ее сейчас по щеке и спроси, как ее зовут, она не сможет ответить...
     Я был у нее в вагине лишь однажды, когда она дремала, и она сказала: не балуйся, иди, язычком. Боже, все время, пока я не двигался у нее во рту, не дрочил у нее на глазах, не чувствовал ее узкий вход, я должен был проводить между ее согнутых и раскинутых в стороны ног, целуя и лаская ее.
     Она очаровала меня. 30 секунд ей было достаточно, чтобы кончить, но если вы продолжали лизать ее, то она входила в затяжной оргазм, в котором она становилась сначала полностью невменяемой, а потом дергалась так, что вы опасались за свое здоровье, да и за ее тоже: она могла ударить вас ногой или рукой, укусить... Оргазм, этот припадок, не кончался дол тех пор, пока вы не уберете язык. В этом у нее было два недостатка: она царапала мне спину ногтями до крови (потом я был вынужден одевать рубаху) и дико выла. Благо, что дача была на отшибе, иначе местные жители делали бы нам визиты каждые десять минут, спасая несчастную женщину. Позже я просто ставил ее на четвереньки, опускал затем грудь и лицо на подушку - крик становился значительно тише, раздвигал ноги и целовал, и она уже не могла достать меня руками.
     Иногда, лежа в постели, она просила засунуть ей в анус что-нибудь. Обычно я брал длинный огурец, она не любила искусственные пенисы. Я старался это делать сначала медленно и серьезно. Но она кричала: "Сильней! Ну что ты, трахни меня, задвинь его сильней..." Я давал себе волю и она падала в обморок, тогда я кидался на нее, сжимал ей груди и с таким диким восторгом двигал им там, между, пока перед самой последней судорогой не направлял струю в ее полуоткрытый ротик.
     Со мной она проводила больше времени, чем с Сержем. Видимо, он был рад отдохнуть с простыми до радостей любви жительницами деревни. Она привязалась ко мне и просила рассказать ей о моей первой женщине. В принципе я ей рассказывал все, за исключением того, что это была моя родная тетка - сестра мамы. Она приезжала в гости к нам несколько раз в год и была сногсшибательна. Мне было 18, ей 34, я отчаянно мастурбировал. В этот раз они были на работе, а она утром принимала душ. Но у меня в туалете была дырочка в ванную, мне все было видно, но я онанировал, сидя на унитазе. Она тем временем тихо вышла и дернула дверь в туалет, которую я забыл закрыть. Перед ее взором предстала великолепная картина: любимый племянник со спущенными штанами дергает уже почти взрослый член, припав при этом к дырочке.
     - Кеша, я поговорю с тобой через пять минут в зале.
     Я думал, что она будет ругать меня или издеваться надо мной, и стоял посреди комнаты с опущенной головой. К моему ужасу член все еще стоял, я ничего не мог с этим поделать, осталось только прикрыть руками брюки. Внезапно она прошла мимо меня. Шелест, шелковый халат обтягивал ее фигуру. Она села на диван напротив меня.
     - Ты давно этим занимаешься? - ласково поинтересовалась она. Я покраснел, как рак, наверное.
     - Да.
     - Ну что ж. Это твое дело, но, надеюсь, ты понимаешь, что подглядывать за обнаженными женщинами так же нехорошо, как подглядывать вообще?
     Я кивнул.
     - Тем более использовать их таким образом в своих целях?
     - Да.
     - Я решила уравнять наше положение. Я хочу, чтобы ты оказался на моем месте и почувствовал, каково было мне. Раздевайся.
     Я стоял.
     - Я хочу видеть тебя голым, чтобы ты понял. Ну.
     Я не двигался. Жуткий стыд сковал меня. Перед взрослой женщиной я должен был раздеться! Причем тогда, когда у меня стоял и когда я желал ее больше всего на свете!
     Она медленно шла к окну, халат натягивался и ее нога обретала гладкую головокружительную форму, бедра покачивались, талия изгибалась и передавала движение и форму другой половине зада и другой ноге. Я проглотил слюну. Шелк халата так плотно облегал ее при этом, что было видно, что трусиков нет. Я почувствовал, что мигом взмок. Мой член, казалось, лопнет. Она стояла спиной ко мне, скрестив руки на груди.
     - Ты обил меня, и обижаешь опять...
     Да, это так. Я стал стягивать рубашку. Она не шевелилась, глядя в окно, я уже снимал брюки, затем плавки с влажным пятном. Осталось прикрыться руками. Она повернулась и с улыбкой прошла мимо, на диван.
     - Кеша, в туалете ты куда смотрел на меня?- я, казалось, не мог говорить.
     - Может, на волосы, - спрашивала она мягким голосом, - на глаза, ушки? Руки?
     - Нет.
     - А куда в таком случае?
     - На грудь, потом на живот, на ноги и потом между ног...
     - Замечательно. Вот и я должна видеть, что у тебя между ног. Опусти.
     Я опустил руки, она улыбнулась.
     - У тебя была когда-нибудь женщина?
     - Нет.
     - Почему?
     - Я люблю вас.
     - Ну это слишком. Скажем, ты меня желаешь, хочешь. Хочешь?
     Я мотнул головой.
     - Никогда не видел?
     Я молчал.
     - Видел?
     - Да, сознался я. Пытка становилась невыносимой. Я был весь красный, она же спокойно сидела на диване, положив ногу на ногу.
     - Где?
     - По видаку.
     - И только?
     Я замямлил:
     - И однажды в лесу, на озере, когда мы все вместе ездили купаться.
     - Кто все?
     - Я, брат, мама с папой и их друзья - дядя Слава и тетя Лена.
     - Расскажи как?
     Я молчал, рассматривая узоры на ковре под ногами и стараясь не думать о ее ногах.
     - Я прошу.
     - Ну, мы купались все вместе, мама все время смеялась о чем-то с тетей Леной. Вдруг дядя Слава поднырнул под них и долго там пробыл. В это время у тети Лены сделались такие глаза, так вобщем округлились, она взвизгнула и выбежала на берег. Когда дядя Слава выходил за ней, было видно, что у него стоит. Он встал над ней, расставив ноги и что-то говорил, а она, лежа, слушала его и улыбалась так... Мама и папа поплыли к берегу, я с ними. Все улеглись и закрыли глаза полотенцами и газетами. Лена встала и пошла в лес, ее кожа на спине подрагивала, Слава пошел за ней. Когда они отошли метров на 100 от нас, она сняла бюстгальтер и оглянулась на Славу. Брат купался, родители дремали, и я пошел за ними следом в рощу. Я хотел знать, зачем они пошли туда.
     Когда я подошел, то за деревьями увидел два смуглых тела. И вдруг я понял, что это они, только голые. Я тихо подошел ближе. Они целовались как-то не обычно, а сильно и долго. Потом тетя Лена повернулась к нему спиной, наклонилась вперед и взялась руками за дерево. У дяди Славы был такой огромный, как мне показалось. Она прогибалась все сильней. Он подвинулся к ней и вдруг втолкнул его туда, где у нее были ягодицы, и он стал скрываться где-то внутри. Спина у тети Лены совсем выгнулась, ногти царапнули кору, глаза закрылись. Слава стал вталкивать его и двигать им, она всхлипывала, а он все двигал и двигал. Я повернулся и пошел со слезами...
     На берегу брат сказал, что они любят друг друга.
     Я взглянул на тетю. Глаза ее были полузакрыты, губы побелели, по ним бегал язычок.
     - Так ты знаешь, где надо двигать, куда он засунул?
     - Не совсем.
     - Что ж, тогда тебе придется поискать, - и я бы не назвал ее голос спокойным. Она откинулась на спинку дивана и развела ноги. Полы халата соскользнули, и открылась головокружительная темнота между ними.
     - Иди сюда, опустись на колени, - я подошел, встал. Мое лицо оказалось между ее ног.
     - Закрой глаза.
     Я закрыл. В этот момент она подняла ноги и поставила ступни на край дивана, я медленно приближался к чему-то жаркому. Губами я уткнулся в какое-то углубление и стал целовать и лизать его. Она застонала. Откуда-то сверху лилась жидкость. Я слизывал ее. Минут через пять она простонала:
     - Ищи выше, это не та...
     Я удивился и воткнулся носом во что-то мягкое и горячее, влажное и уходящее вовнутрь. Я потерял голову и всасывал в себя все. Я отупел и оглох, не чувствуя ничего вокруг. Вдруг ее ноги сильно сжали мне голову, а пальцы до боли вцепились мне в волосы, тело дернулось и ударило меня по губам. Я отстранился. В следующий миг она с такой силой прижала меня к этому месту, что я чуть не задохнулся. Она тряслась, с силой ударяя меня ногами по голове. Я испугался, что она рассердилась и попытался вырваться. Но она впилась своими ногтями мне в затылок, я закричал. Мои зубы коснулись какого-то твердого бугорка. Она вскрикнула, сильно изогнулась, мы упали на бок, потом на пол. Она не выпускала меня, просто теперь я был на спине, а она сидела у меня на лице.
     - Соси его.
     Я не понял.
     - Соси... и... и, я сказала... а... соси, слышишь?!
     Теперь она сильно стонала. Я поймал его, и как она ни вертелась, уже не выпускал... Вдруг мне стало легко дышать, свет ударил в лицо, моему члену стало влажно и жарко. Он был где-то внутри. Я открыл глаза: она сидела на мне и двигала тазом. Ничего не понимая, я закричал и забылся от сладости.
     Пока я рассказывал это, Татьяна несколько раз кончала при помощи пальчиков. Лежа на спине, она дико смотрела на меня, ее ноги взлетали вверх, к бледному лицу.
     - Ну, давай меня, куда ты ошибся, быстрее, Кэш, я прошу, быстрее!
     Я понял, что не смогу. Она открыла глаза.
     - Быстро найди Сержа, - сквозь зубы сказала она.
     Все еще соображая, где он мог находиться, я наткнулся на него на сеновале. Он курил и пил пиво.
     - Серж, тебя немедленно хочет твоя жена. Непременно.
     - Вот как?
     - Я не в состоянии.
     Он поднялся:
     - Не уходи. Есть разговор.
     Всегда приятно пить на сене, когда никто не мешает, никто не дергает, ничего не лезет в голову, всегда, когда ты чувствуешь себя одним в вполне еще молодым для этой жизни...
     - Чем это ты довел ее так? - минут через сорок спросил Серж.
     - Пофантазировал, какая у меня могла быть первая женщина.
     Он быстро взглянул на меня, взял банку пива, открыл ее и осушил, не отрываясь.
     - Ты не глуп, это стало ясно еще при твоем рождении. Ты мало кричал.
     Голуби тихо ворковали.
     - Это ее слабая струнка, старик, - сказал он.
     - Я сам - слабая струнка.
     - Ну это мы проверим, обещаю.
     - Сегодня вечером?
     - Угадал, - и характерный холодный блеск.
     - Продавщица?
     Его глаза спокойно вытягивали из меня душу.
     - Надеюсь, ты понимаешь, что теперь из этого следует. Ты согласился.
     - Еще одна слабая струнка?- я опустил веки. - Я хочу спать.
     - И есть. До вечера.
     Я возвращался к столу с пакетом английского нижнего белья.
     - Зачем? - брат допивал чай с коньяком. - Возможно, ты и прав.
     Еще я взял: кисточки, узкую черную шелковую повязку, гель, пару искусственных пенисов, бутылку муската "Лоэл", плеть, пачку "Карлтона".
     - Тебя пригласит Кэш, - сказал ей Серж.
     Мы врываемся в магазин. Среди неяркого света за прилавком - блондинка, которая нужна. Никого больше нет. Серж хватает ее за волосы и валит на пол. Крик и глухой стук. Я накидываю крючок на дверь и выключаю свет. Я знаю, что Серж сейчас завязывает ей руки проволокой. Я медленно опускаюсь на пол вдоль стены, открываю пачку и закуриваю. Помещение небольшое, вещей мало, она-то и была здесь всего раза два, по-моему, покупала мыло. Серж выходит из-за прилавка. Я поднимаюсь и забираю замок с гвоздя, открываю крючок и вступаю в темноту, дверь за мной закрывается. Я накидываю замок снаружи. Щелчок. Затягиваюсь, чтобы Татьяна меня обнаружила. Ее силуэт отделяется от ветвей, черный бархат ночи касается ее щеки, взамен она отдает возбужденный блеск глаз... Я обнимаю ее за талию и шепчу:
     - Словно первое свидание?
     Вдруг я прижимаю ее к дереву и сильно сдавливаю грудь. Она не дышит. Я целую шею, а рукой делаю нестерпимо больно. Она стонет. Я отталкиваю ее. Теперь ее дыхание жадно, эти поцелуи и боль теперь, когда...
     - Сними джинсы, - она снимает.
     - Пойдем, я беру ее за шею и веду вокруг магазина, туда, где пристроен дом продавщицы-блондинки, которая еще не догадывается, что мы тоже ждем.
     В комнате тихо, занавеси опущены, вино разлито. Продавщица привязана к спинкам кровати. Она все еще в платье, перепугана, кисти рук и лодыжки горят.
     Серж и Татьяна расположились за столом. Я беру стул и сажусь рядом с постелью. Мне нравится, что она красива.
     - Нам хотелось бы узнать, как тебя зовут?- моя рука нежно касается ее ноги. - Ну, ну...
     - Т... Тома.
     - Ты любишь персики, Тома?
     Мир медленно опрокидывается навстречу парням с персиками:
     - Д... да...
     - А мужчин?
     Она чувствует, что платье больше не закрывает ее ног, их медленно раздвигает его рука и сгибает в коленях. Вдруг еще и нежность кисточки испытывает грудь.
     - Мужчин, Тома? Мужчин? Ведь ты скажешь мне? Правда?
     Серж вскакивает и хватает ее за волосы:
     - Любишь мужчин, сука?
     - Да, - потрясенно выдыхает она.
     Серж садится и допивает бокал. Я ласкаю ее пальчики на ногах. Потом кладу на ее приоткрытые сухие губы шершавый персик.
     - Кусай его, Тома, быстрее, еще быстрее!
     Она судорожно глотает теплые кусочки.
     - Что ты любишь делать с мужчинами? - спрашиваю я ее на ухо. - Так?
     Я киваю в их сторону. Серж, стоя на коленях, нежно ведет языком по внутренней стороне ноги Татьяны, ее глаза закрыты, пальцы побелели.
     - Тогда просто подожди, - шепчу я в самое ухо. Я оставляю ее ухо и беру плетку.
     - Мы нравимся тебе? Тома, не молчи. Ну скажи "нет"!
     Ее живот вздрагивает от удара плеткой.
     - Скажи "нет! Ну, скажи, что "нет"!!
     Я бью, пока не слышу за ее криками криков Татьяны. Я откидываю плетку... Я приглаживаю ее растрепавшиеся пряди:
     - Ты очень красива и ты мне нравишься.
     Татьяна уже упала на четвереньки, и он лижет ее сзади.
     - Тебе нравится так? - спрашиваю я, раз ее сердце замирает от дрожащих похотливых ножек Татьяны.
     Я медленно закрываю ей глаза черным шелком, затем выдавливаю гель на ее живот. Она лежит передо мной и гель вздрагивает. Она ничего не видит, но чувствует, как гель, ласкаясь, опускается все ниже... Я вкладываю ей в руки одну из захваченных с собой игрушек. Ее рука вздрагивает от неожиданности и новизны. Я опускаюсь на пол, забросив руки за голову, закрывая глаза и слышу ее постанывания. Позже меня не удивляют уже ее крики испуга и наслаждения под телом Сержа, хотя вначале он движется мягко, вдруг резкий толчок, потом медленный, потом опять... так он лучше ловит ждущее вздрагивание стенок... Но когда она открывает глаза и ловит на себе полупьяный взгляд женщины, ласкающей себя между бесстыдно раскинутых ног, что-то вдруг распускается внизу внутри, она старается вобрать его в себя как можно глубже. Татьяна видит, как ноги бьются в судорогах, из сосков текут тягучие капли, вот она что-то кричит, струя ударяет в нее, и она впервые так проваливается, так безнадежно...
     Она очнется через несколько часов, одетая в роскошное английское белье, и встав, вначале совсем не узнает себя в зеркале.
     Дверь отворяется и входит светловолосый мужчина. В нем все же есть что-то отталкивающее. Я лежу, как обычно, с поднявшейся плотью, и поэтому делаю попытку прикрыться краем простыни. Он разворачивает ко мне стул и садится.
     - Скажи-ка, кто тебе больше нравится: моя жена или Жанна? О ком ты думаешь здесь?
     Я внутренне делаю попытку не развивать эту мысль.
     - Моя жена. Жанна - это уязвленное самолюбие и все остальное. Ладно. Поднимайся. Они сами разберутся.
     "Макс?" - думаю я в обитом деревом коридоре.
     В полутемном зале он выводит меня на самое светлое место посередине. Меня хорошо видно со всех сторон, особенно с тех кресел, где они обе сидят. Я прикрываюсь, но смешно что-то скрыть.
     Жанна в прозрачной короткой накидке, в темных чулках. Другой наряд состоит из жакета и чулок. В углу дым от сигареты, у всех коктейли.
     - Итак, - говорит Лия, - с кем из нас ты мечтаешь заняться любовью?
     Она подходит и двумя пальчиками поочередно убирает мои руки.
     - Красавчик, - она берется за головку, несколько светлых капель стекают к ее искусным пальчикам. - Вредно так долго быть возбужденным, ты знаешь? Кто тебе больше нравится. Ну, не огорчай меня. Тебе нравится, как я люблю.
     Она оборачивается:
     - Спроси у него или у нее. Выбирай меня, это их утешит.
     Под опущенными веками Жанны таится то, от чего можно сойти с ума.
     - Ну что ж, я покажу, что умею, - Лия садится на корточки, широко разводит ноги... ее пальцы ухолят между губок, голова откидывается назад, тело отзывается на каждое их движение. В тишине слышно ее дыхание. Ее ноги сдвигаются и она падает на колени, спина изгибается и полузакрытыми глазами она ползет к Вадиму. Губы касаются твердой плоти, язычок поднимается вверх, потом весь ее рот заполняет вздрагивающее естество Вадима... Похоже, что это пот жжет мне глаза. Жанна поднимается, огонь камина лепит ее фигуру.
     Она подходит ко мне и ее ладонь с плеча спускается мне на грудь, на живот, она следит за ней.
     - И это все о тебе, - улыбаясь, говорит она и уходит из моих покорных глаз.
     Ее нога ложится на плечо сидящего Вадима, вот его язык уже внутри, соединяется искорками прикосновений с ее истомой.
     - Ох, - нега заполняет ее и она забывает этого мужчину, который движется в ней все быстрее и быстрее навстречу... И ей сладко от того, что она медленно думает о том, о ком хочет думать.
     Я вижу, как ее ягодицы то поджимаются, то уходят вверх, сзади мне видно ее полные груди по бокам от влажной спины. Она извивается, оставляя неподвижным только его член, и я уже слышу знакомые всхлипывания.
     - Ай! - вскрикивает она, ее волосы дрожат, мне хочется впиться в нее. Сзади Лия сильно толкает меня, затем еще, пока я головкой члена не ощущаю ложбинку между лопатками Жанны. Любая пытка причинила бы мне меньше страданий: ведь ее опрокинутое лицо прямо передо мною, ее мокрые ресницы, рот приоткрыт, струйка слюны стекает по щеке. Всего одной точкой я касаюсь ее движущегося тела. Лия держит меня за руки за спиной. Мне кажется, что Жанна не чувствует меня, моего напряженного призыва... Но вдруг она делает движение спиной, сильно прижимаясь к нему всему, и моя струя вплетается в ее волосы. Я неистово дергаю телом, затем падаю на колени перед вздрагивающими ягодицами, чтобы на время оставить это мгновение.
     Впервые за три дня мне возвращают одежду и выводят к солнцу. На террасе на легких плетеных стульях сидят две такие реальные женщины и мужчина, все в ослепительно белых костюмах.
     - Доброе утро, Кеша, - воркует Жанна Павловна. - Как самочувствие? Похоже, твоя лихорадка проходит и мы уже можем все вместе выпить чаю. Познакомься, это моя сестра Лия и ее муж Вадим. А это один из моих учеников - Иннокентий.
     Лия мило улыбается, Вадим протягивает руку. В слегка ошалелом состоянии я сажусь за столик и благоразумно решаю пока не поднимать тему Макса.
     - Представляете, мы со знакомым, - говорит Жанна Павловна, - подхватили их около трех ночи на одной из безлюдных улочек абсолютно никаких. Видимо, таким образом отмечали окончание учебного года. У кого же, Кеша?
     - Я пытаюсь вспомнить.
     - А что? Это мило, - говорит Лия.
     - Надо переходить на более слабые напитки, старик, - смеясь, добавляет Вадим.
     - Ну, и поскольку Кеша живет один, в отличие от Максима, мы и решили забрать его на дачу, пока он не поправится. Теперь, похоже, температура у него прошла.
     Я пытаюсь улыбнуться и показать, что не претендую на расследование...
     - А сегодня отвезем его домой..., - своим видом я показываю, что согласен.
     Но из-за стола, где был чай с молоком, я выхожу в состоянии сильного опьянения и в близком к этому состоянии добираюсь до комнаты, где мне пришлось провести три дня.
     Простившись в мыслях с гостеприимным домом, я в 12 часов, как и было обусловлено, отворяю дверь в гостиную, чтобы отправиться домой.
     И я вижу руку Вадима, обнажившую все бедро Жанны и прижимающую его к себе, их губы и языки, слившиеся в одних движениях. И ее руку, ласкающую пенис.
     Плохо соображая, в чем я ошибся, я отступаю в тень и тихо ухожу.
     Через полчаса, дождавшись на этот раз, чтобы меня пригласили, я еду в "девятке" со всей мило беседующей компанией. На лице Жанны не заметно и тени сомнений, а меня душит ревность, если говорить всю правду.
     Макс ничего вразумительного о последней неделе пояснить не смог. Я нашел его в квартире Люби свято верящим в то, что он ее никогда в жизни не покидал.
     - Кеша, я влюблен. Я говорю это при ней, не стесняясь. В кого бы ты думал?
     - В кого? - в груди возник холодок.
     - В нее, - он ткнул пальцем в Любу. - И только в нее!
     - Тубе нужно в душ.
     - Я уже был.
     - Ты помнишь подвал?
     - Какой?
     - Дачу?
     - Ты прими к сведению - я влюблен!
     - И очень пьян.
     - Одно другому не мешает.
     Дальнейший разговор не имел смысла, мне осталось их поздравить и уйти. Белые костюмы, обнаженная нога, руки, две фигуры, прижатые друг к другу, все, что стояло у меня перед глазами.
     Лифт мне был не нужен, я бежал по ступенькам, и, задыхаясь, повторял и повторял слова этой песни: I wanna hate you.I love to hate you.
     Открытая дверь, она говорит:
     - Вот и Кэш. Проходи.
     И они мило улыбнулись мне.