- Никогда! Ни единой копейки! - сказала подруга. - На них?



Первый, длинноволосый, был еще ничего, некоторое джентльменство в нем присутствовало в виде оплаты проезда в троллейбусе или покупки мороженного. Но вскоре дисбаланс был устранен, ибо он, очень нравившийся моей бабушке, каждый день бывал ею накормлен обедом, что позволило ему купить вожделенный стереопроигрыватель.



Ущерб от моего нового друга, как моральный, так и материальный, был куда ощутимее. Тот, длинноволосый, так и не сумел доходчиво объяснить мне, откуда берутся дети, поэтому я моментально залетела, и новый друг обошелся авоськой с апельсинами, а мне пришлось расплачиваться со всеми, от зав. отделением до каждой нянечки, выдававшей чистую пеленку только за взятку.



Ну и, наконец, главная сволочь - студент киноинститута. Только я успела подарить ему летние ботинки, как он женился на своей однокурснице. Но дело даже не в этом - он привел меня на киностудию, где произошло "явление Героя". Тут я здорово втюрилась, устроилась даже на работу на эту киностудию и, соответственно, крепко влипла. Недели через три он переехал ко мне, и я сняла со сберкнижки последние кровные, которые, как предполагала заботливая мама, пойдут мне на приданое. По утрам я вскакивала в семь часов, что вообще-то мне несвойственно, бежала на рынок за парной телятиной, чтобы до ухода на работу подать ему в постель нечто. С Героем в тот период случился творческий кризис, он целыми днями валялся на диване и, по его собственному выражению, думал. Пока он думал, я приобрела ему галстук, две рубашки, свитер, демисезонное пальто, ботинки, разумеется, ну и по мелочам: крем для бритья и после, станок, туалетную воду "Богарт", трусы, пару маек и еще кое-что в том же духе. От приданого скоро остались рожки да ножки, потому что не было дня, чтобы на столе не стояло что-нибудь экзотическое, эдак в четверть моей тогдашней зарплаты. Поэтому халат, нечто, как мне казалось, утверждающее его в моих владениях, который я принесла ему показать, слизнул последнее, что у меня вообще было.



- Ничего халатик, - изрек мой Герой, не вставая с дивана. - Под цвет моей тоски.



После чего, разумеется, шикарный темно-зеленый махровый халат был приобретен, подведя окончательную черту под нелегально взятыми с книжки деньгами, а также, что, конечно, было простым совпадением, и под моим идиллическим состоянием.



Узнав, что он провел вечер с некой барышней, я ощутила дуновение ветра перемен, а его, и глазом не моргнув, рассказ о том, как он навещал больного папу, стал последней каплей. Всю ночь я промучилась на неудобном кухонном диванчике, равно страдая от его обмана, коту под хвост брошенного приданого и невозможности уснуть в таком скорченном положении, а утром он сам явился в кухню и в ответ на проигнорированное мною приветствие сам зажарил яичницу - знает кошка, чье мясо съела.



- Ну, и что дальше? - спросил он весьма мирно.



А дальше я взяла сумку и методично уложила в нее все, что успела ему купить. Не поместился только халат, и, на свою беду, я плюнула и оставила его дома.



Далее мои кавалеры сменяли друг друга, как в байке о руководителях нашей многострадальной родины: лысый - волосатый - лысый - волосатый... Хиппи-астролог с велосипедом между ног брал по мелочам: карандаши, зажигалки. След его простыл вместе с толстым томом немецкой энциклопедии, который я собиралась задорого загнать. Правда, от него осталась гитара, но с треснувшей декой.



Потом я решила выйти замуж и всю поездку в Прагу, которой меня премировали на работе, искала достойный подарок своему жениху, а также звонила ему по международной связи, что тоже влетело в копеечку. Когда и он смылся вместе с дорогим довольно-таки подарком, мне в наследство остался его старый серый свитерок и несколько пар носков.



Прихрамывающий интеллигент, кажется, всерьез влюбился, но ванну с пеной устраивал себе из моего дорогого шампуня, а потом, застав у меня в гостях старого приятеля, обнаглел и вовсе. Он и сам явился навеселе, а коньяк моего приятеля его окончательно доконал. Сначала он побросал на пол все стоящие на столе предметы моего единственного ценного сервиза (немецкие, хоть и не голубые скрещенные мечи), включая сахарницу с сахаром и вазочку с вареньем, а потом, сообщив, что никуда отсюда не уйдет, полез в ванну, заперся там и вылез только через полчаса с мокрой башкой в знаменитом халате.



О халате следует сказать особо. Во время всей этой чехарды кавалеров мой Герой красной нитью вплетался в мое скорбное бытие, а проще говоря, время от времени звонил в дверь и, пока я бросалась прибрать, облачался в халат и садился в кресло как ни в чем не бывало. Поскольку тянулось все это долго, халат успел принять форму тела своего истинного хозяина, и всякий другой, посягнувший на эту темно-зеленую святыню, казался мне карикатурой, гнусным по своей сути напоминанием об Ариадне и Сольвейг, не искавших добра от добра, а торчащие внизу ноги, то худые, то толстые, то короткие, моментально истребляли во мне всякое сексуальное желание.



Вылезший из ванной худой и мокрый интеллигент был персонально мною (приятель смотрел с открытым ртом и, вероятно, думал, что, может, так теперь принято) выставлен за дверь. Руководившая мною ярость придала сил, я сдернула с него халат, порвав кое-где по швам, и следом полетело на лестничную клетку барахло, в котором он пришел. Приятель, с которым предполагались шуры-муры, пошел следом, и я осталась одна, на полу, на котором перемешались сахар, чай, варенье и обломки сервиза, проклиная всех подряд до тех пор, пока взор мой не обратился к истинному виновнику моих злоключений - темно-зеленому халату. Мстя всем и каждому за несложившуюся жизнь, я тщательно вымыла им пол во всей квартире, а наутро еще и балкон, после чего моя заботливая мамаша со словами: "Ты что, пол им мыла?" - вынесла мне его приведенным в прежний надлежащий вид, словно благословляя для новых подвигов, кои не замедлили случиться.



- Мессалина вы наша, - сказала мать подруги. - Ну как вам объяснить, что чем больше они на вас потратят, тем больше у вас шансов? Это же закон природы.



Между тем с Героем вышла новая большая растрата. Он успел не только развестись с женой, но и разменять квартиру. Делая там ремонт, он стал все чаще и чаще приглашать меня к себе: то обои поклеить, то убрать помочь, то плиточников покараулить. В итоге, я почти полгода провела у него и уже довольно потирала ручонки, ибо зарплату свою я складывала на книжку, а после Нового года и квартиру свою собиралась сдать, что тоже деньги.. На Рождество я собрала все свои лучшие наряды в сумку и отвезла к нему. Надо ли говорить, что они канули в черную дыру? Я позвонила ему, как обычно, и нежнейший женский голос прочирикал, что я имею честь говорить с его женой, а вам, простите, что угодно?



Грустно побрела я по Сретенке и набрела на господина Гарибальди, иностранца. Тот сразу предложил жениться, венчаться, воспитывать двух его дочек, сделать ремонт в моей скорлупе, в ознаменование начала которого пробкой от шампанского разбил люстру и вынес ее на помойку. Еще он каждый день звонил своим дочкам, а мне принес здоровенную черную сумку. "Почему платьев неймаешь?" - спрашивал он, но денег не давал. Вернуть же канувшие в черную пасть жены Героя вечерние туалеты возможным не представлялось, и я сняла с книжки деньги, чтобы купить что-то новое.



Тут у подруги заболела дочь, и я осталась у нее ночевать, а когда днем вернулась, ни его, ни денег, оставленных на столе, уже не было. Осталась большая черная сумка, на которой не застегивалась молния, а в ней лежали нестиранные носки.



Представляя, как сидит на жене Героя новенький фиолетовый комбинезон, я злобно обзванивала бюро знакомств с вопросом "сколько стоит?", пока не напоролась на некую бесплатную Катю, которая сразу спросила, сколько я беру за раз. Вероятно, я вспомнила, как в четвертом классе давала клятву юного пионера, ибо я понесла какую-то ахинею в том духе, что, мол, нет ли у нее просто вот такого какого-нибудь...



Какой-нибудь такой назвался финансистом, и на мой вопрос о наличии "мерседеса" ответил скромно, что у него БМВ. Назавтра мы должны были встретиться, и я убила весь вечер на мытье головы, покраску ногтей и прочее, а также одолжила у соседки нечто удобоваримое ярко-красного цвета. Он позвонил сказать, что еще перезвонит из машины, чтобы я, не дай Бог, не простояла возле своего подъезда лишнюю секунду, и, спускаясь, я уже мысленно с высокой колокольни плевала на все свои жизненные перипетии, представляя, как я звоню подружкам из его машины цвета мокрого асфальта..



Из лимузина вылез финансист и, как корову, оглядел меня с ног до головы. Возникла пауза.



- Ну, привет, - сказала я. - Что будем делать?



- Ничего, - ответил он. - Я же приехал на тебя посмотреть.



- Давай хоть кофе попьем, - сказала я со сползающей улыбкой.



- Не. Морда мне твоя не нравится, ты извини.



И кусок мокрого асфальта умчался из моей жизни навсегда. А я, так сказать, взяла в охапку свою морду и побрела с ней просто так, вдоль улицы. Я набрела на пивную палатку и скверик, круглогодично населенный бомжами.



Я села на бордюр, и бомжи, заискивающе глядя мне в глаза, пели:





Шишечка с крышечкой,

Крышечка с бантиком,

Бантик на гвоздике,

Гвоздик на елочке,

Елочка с шишечкой,

Шишечка с крышечкой...



Я вылакала три бутылки пива по 0,5 подряд и ни единым глотком с бомжами не поделилась.. Даже бутылки унесла с собой, чтоб врагам не досталось.